Читать книгу - "Мендельсон. За пределами желания - Пьер Ла Мур"

— Что-нибудь ещё?

— Ничего, — ответил Феликс, садясь за стол. — Проверь, чтобы ноты для всех инструментов к следующему концерту были завтра на репетиции под рукой. — Он собирался было движением руки отпустить старика, но вместо этого повернулся к нему. — Пожалуйста, не говори никому, даже своей жене, о чём я только что сказал.

— Вы можете положиться на меня, герр директор.

— Знаю, — улыбнулся Феликс. Мгновенье он смотрел на своего неофициального секретаря с нежностью. — Ты хороший человек, Герман. Не знаю, что бы я делал без тебя.

Ради таких комплиментов Шмидт жил. Его глаза выразили обожание и собачью преданность.

— Вы знаете, что я всё для вас сделаю, герр директор.

Феликс кивнул, затем вдруг произнёс с притворной резкостью:

— Ну, теперь убирайся отсюда поскорее, не то твоя жена сдерёт с тебя шкуру. Я бы тоже ушёл, если бы фрау Мендельсон не сказала мне, что заедет за мной. Но ты знаешь женщин — всегда опаздывают.

На этом мужском заявлении разговор был окончен, и Герман Шмидт удалился шаркающей походкой.

Сумерки расплывались по кабинету. Уже пурпурная форма Фридриха Августа превратилась в расплывчатое алое пятно над камином. Зелёный ковёр стал чёрным. За окнами уже повисло тёмное покрывало. Ещё один день прошёл, подумал он. Ещё один трудный, обыденный, скучный день. В Лондоне Карл, должно быть, одевается к ужину в каком-нибудь фешенебельном доме. В Париже, Вене, Берлине улицы заполнены экипажами и залиты огнями кафе. А он был здесь, один в тишине погружающейся во тьму конторы, ожидая свою жену, которая отвезёт его на домашний ужин и долгий тихий вечер в кабинете.

Он услышал, как открылась дверь, и обернулся. Сесиль входила в комнату, очень красивая в своей шляпке и короткой накидке, отделанной мехом, поскольку осенние вечера уже сделались прохладными. Она наклонилась и поцеловала его в бровь.

— Прости, дорогой, — проговорила она, слегка запыхавшись. — Я ходила по магазинам с Эльзой, а она никак не могла сделать выбор.

— И как поживает её светлость? — спросил он, поднимаясь.

Она не почувствовала иронии.

— Некоторые женщины тратят на свои наряды столько денег, что это просто грех! — воскликнула она.

— Особенно когда результаты такие огорчительные, — заметил он, пропуская её к выходу.

На этот раз она уловила в его реплике колкость, и в её тоне прозвучал упрёк.

— Мне кажется, что очень невоспитанно говорить так об Эльзе. — Она была горячо предана своим подругам, и это казалось Феликсу одновременно трогательным и слегка странным. — Она замечательная женщина.

— Ну конечно. Плохо, что её прекрасные качества не могут улучшить её внешность. — Он видел, что она злится, и, чтобы умиротворить, взял её под руку. — Ты, маленькая гусыня, разве ты не видишь, что я шучу?

— Мне не нравятся такие шутки, — процедила она сквозь поджатые губы.

— Я обожаю Эльзу. Я считаю её очаровательной женщиной и безумно рад, что вы с ней такие большие подруги. — На мгновенье он подумал, не затронуть ли тему переезда из Лейпцига, но решил, что момент неподходящий. Он поговорит с ней после ужина в своём кабинете. Спокойно, но твёрдо... — А теперь расскажи мне, что ты делала.

Она оживлённо поведала ему о своей поездке в различные магазины дамской одежды с женой мэра. Она была наблюдательна и пересыпала свой рассказ меткими и порой юмористическими комментариями. Его всегда удивляло, что она может быть интересной собеседницей. Иногда от волнения она переходила на французский язык или на франкфуртский диалект её детства. В этот вечер она была в хорошем настроении, всё ещё возбуждённая от дневной экспедиции, и весело щебетала, пока они шли подлинным коридорам гевандхаузского здания, описывая суматоху, вызванную их приездом, Эльзу, стоящую в корсете и панталонах перед большими зеркалами примерочных салонов, неискренние, восторженные крики продавщиц каждый раз, когда её светлость примеряла новое платье.

— Но она не могла ни на чём остановиться, — сказала Сесиль, когда они дошли до выхода, — и поэтому в конце концов мы поехали в Дорбек на Марктплац.

Они задержались на лестничной клетке над пролётом широких мраморных ступеней. Внизу Густав, чей профиль вырисовывался на жёлтом пятне света, отбрасываемого фонарём кареты, стоял на обочине, готовый распахнуть дверцу.

— Ты бы видел эти новые парижские моды! — болтала Сесиль, пока они спускались по ступеням. — Юбки в два раза шире прошлогодних. — Продолжая разговаривать, она наклонила голову и, шурша тафтой, проскользнула в экипаж. — Боже мой! — воскликнула она, садясь в угол и расправляя юбку на коленях.

— Добрый вечер, Густав. — Стоя одной ногой в дверях, Феликс повернулся к своему старому слуге. — Ты, должно быть, устала всё время ездить по городу. Поедем домой, — сказал он Сесиль.

— Нет, нет! — вскричала она, наклоняясь вперёд. — Густав, остановись сначала у Кохлера.

— Хорошо, мадам, — ответил тот, закрывая дверцу за Феликсом.

— Это по дороге домой, — объяснила она, когда Феликс занял место рядом с ней. — Ты не возражаешь, дорогой? Это займёт не больше минуты.

— Конечно нет, — улыбнулся он. — Но что такое canezou?

Во время короткой поездки в лавку к мяснику он узнал, что canezou — это блузка. Конечно, бывают разные canezous, так же как разные berthes^[96] и jabots^[97].

— Я заявляю, — заметила она возмущённо, — что эти парижские кутюрье нарочно меняют моды, чтобы нам каждый год приходилось покупать новый гардероб.

— На это и живут кутюрье, Силетт, — пробормотал он, стараясь успокоить её взбунтовавшуюся бережливость. — Почему ты не купила пару платьев, когда ходила по магазинам?

— Я думаю, что мне не следовало этого делать. — Он улыбнулся про себя, довольный тем, что в полумраке кареты она не могла видеть его усмешку. — Но у меня есть несколько идей, — продолжала она с лукавой хитрецой, — и завтра я пойду к фрау Хоффман, моей портнихе, и...

Она всё ещё болтала об этих «нелепых парижских модах», когда экипаж остановился перед лавкой Мартина Кохлера.

— Я только на минутку, — бросила она через плечо, когда он помог ей выйти.

— Я пойду с тобой. (Он распахнул дверцу и пошёл следом за ней). Ты можешь начать торговаться с беднягой, а я буду целый час тут торчать.

В отблеске закопчённых сальных свечей магазин был похож на кошмарную средневековую бойню. Куски мяса были навалены повсюду в непристойном беспорядке и изобилии. Над прилавком с крюков свисали раскрытые туши говядины и бараньи ноги. Окорока и связки сосисок раскачивались на огромной балке, чёрной от сажи и старости. На окровавленном подносе покоилась свиная голова с остекленевшими глазами и полуоткрытым, словно в предсмертной улыбке, ртом. Удушающий запах мёртвой плоти застал Феликса врасплох и едва не заставил выскочить на улицу. Однако Сесиль словно не обращала на это внимания, так же, как и три другие домохозяйки, передвигавшиеся по комнате подобно мрачным привередливым грифам, ощупывая, нюхая, спокойно засовывая пальцы в плоть сырого мяса, прежде чем сделать выбор.