Читать книгу - "Слава Византийской империи - Александр Васильев"

На этом антилатинская политика Феодора Ангела не закончилась. Вскоре возник вопрос о королевстве Фессалоникийском (Солунском), королем которого был, как известно, с 1204 г. Бонифаций Монферратский, убитый, однако, в стычке с болгарами уже три года спустя. После этого в королевстве начались смуты и раздоры. Пока был жив энергичный латинский император Генрих, он мог еще оберегать Солунь от двух ее наиболее грозных врагов, Болгарии и Эпира.

Но после смерти Генриха и нового латинского императора Петра Куртене королевство Фессалоникийское было не в состоянии противиться наступательным действиям Феодора Эпирского.

Последний, начав войну против соседнего латинского королевства, одержал победу и без большого труда овладел в 1222 году Солунью, вторым городом бывшей Византийской империи, столицей королевства и первым леном Константинопольской латинской империи. «Таким образом, всего лишь после восемнадцати лет существования эфемерное ломбардское королевство бесславно пало – первое из созданий Четвертого крестового похода»[464]. Овладев Солунью и распространив свои владения от Адриатического моря до Эгейского, Феодор счел себя вправе короноваться императорским венцом, а именно сделаться императором ромеев, т. е., другими словами, не признать этого титула за Иоанном Ватацем, перед этим (1222 г.) вступившим на никейский трон. С точки зрения Феодора Эпирского, он, как представитель славных фамилий Ангелов, Комнинов и Дуков, имел полное преимущество перед Иоанном Ватацем, человеком не очень знатного происхождения, попавшим на престол только потому, что он приходился зятем покойному Феодору Ааскарю.

Поднимался вопрос, кто будет короновать Феодора в Солуни. Солунский митрополит уклонился от этого, не желая нарушать прав жившего тогда в Никее Константинопольского патриарха, венчавшего на царство Иоанна Ватаца. Тогда другой иерарх, не связанный отношениями с православным патриархом в Никее, а именно – автокефальный (независимый) архиепископ города Охриды (Ахриды) и «всей Болгарии» Димитрий Хоматин, сочинения которого, особенно письма, представляют большой интерес для истории данной эпохи, венчал и миропомазал Феодора на царство, и последний, по словам источника, «облекся в порфиру и стал носить красные башмаки»[465], что являлось одним из отличительных признаков византийского басилевса. Из одного письма только что названного Димитрия Хоматина мы узнаем, что венчание Феодора Эпирского на царство и его миропомазание происходило «с общего совета находившихся на западе (т. е. в пределах Солунско-Эпирского государства) членов синклита, духовного сословия и всего многочисленного воинства»[466]. Другой дошедший до нас документ свидетельствует, что венчание на царство и миропомазание было совершено с согласия всех епископов, живших «в этой западной части»[467]. Наконец, сам Феодор подписывал свои грамоты (хрисовулы) полным титулом византийского государя: «Феодор во Христе Боге басилевс и автократор (самодержец) ромеев, Дука»[468].

Много интересного и нового по данному вопросу сообщает нам драгоценный сборник писем вышеупомянутого навпактского митрополита Иоанна Апокавка. Из его переписки, как пишет В.Г. Васильевский, «мы в первый раз узнаем, какое живое участие в эпирском движении принимало греческое духовенство и в особенности греческие епископы. Провозглашение Феодора Ангела Эпирского императором ромеев понималось весьма серьезно; Солунь, которая перешла в его руки, противопоставлялась Никее; ему прямо указывали на Константинополь как на ближайшую цель его честолюбия и верную его добычу; говорили, думали и писали, что ему предстоит войти в Святую Софию и занять здесь место православных римских императоров, на котором беззаконно восседали пришлые латиняне. Осуществление таких мечтаний вовсе не лежало вне пределов возможного; овладеть Константинополем из Солуни было даже легче, чем из Никеи»[469].

Провозглашение Феодора Солунским императором и помазание его на царство архиепископом Димитрием Хоматином должно было повлечь за собой политический разрыв между Солунью и Никеей и церковный разрыв между западными греческими иерархами и никейской патриархией, именовавшей себя патриархией Константинопольской.

В течение довольно продолжительного времени после падения латинского Солунского королевства некоторые западноевропейские принцы, родственные Монферратской фамилии, продолжали на Западе носить пустой титул Солунского короля. Это были так называемые «титулярные» Солунские короли, подобно тому, как после падения Латинской империи в 1261 году в Западной Европе будут «титулярные» Латинские императоры.

Таким образом, с 1222 г.[470], когда была провозглашена Фессалоникийская империя, в своем основании отрицавшая империю Никейскую, на христианском Востоке появились три империи: две греческих, Фессалоникийская и Никейская, и Латинская империя в Константинополе, с каждым годом слабевшая[471]. Дальнейшая история XIII века развивалась в зависимости от взаимных отношений этих империй, в судьбы которых в виде решающего фактора вмешалось Болгарское царство Иоанна Асеня II.

Фессалоника и Никея

У двух греческих императоров, Иоанна Ватаца и Феодора Ангела, был один общий враг – Константинопольский император. Но сговориться между собою относительно этого общего врага греческие государи не могли, так как каждый из них всеми силами стремился завладеть Константинополем для себя. Лишь один из двух мог быть, в их представлении, восстановителем Византийской державы. Поэтому им приходилось каждому в отдельности бороться с Латинской империей, чтобы в конце концов столкнуться друг с другом.

Вести об усилении Никеи и Эпира доходили до Западной Европы и вызывали тревогу за будущую судьбу Латинской империи. В своем письме (от мая 1224 г) к французской королеве Бланке, матери Людовика IX, папа Гонорий III, вспоминая о сильной империи Романии и о том, что «там недавно создана была как бы новая Франция», предупреждает королеву, что «сила французов (на Востоке) уменьшилась и уменьшается, в то время как противники против них серьезно крепнут, так что, если императору не будет оказана быстрая помощь, то можно опасаться, что латинянам будет угрожать непоправимый ущерб как в людях, так и в средствах». Затем в письме следует просьба к французскому королю помочь латинскому императору[472].