Читать книгу - "Дуэль. Всемирная история - Ричард Хоптон"

После соблюдения всех необходимых формальностей — в том числе и смены позиции Артуа так, чтобы ему не светило в глаза солнце, — благородные господа приступили к довольно прохладному обмену ударами. Последовало несколько выпадов, и вот собравшиеся увидели, как клинок Артуа прошел под рукой у герцога, в каковой момент секунданты вмешались и остановили схватку. Бурбон заявил, что получил удовлетворение, и двое — тотчас же помирившись — бросились друг к другу в объятия{323}. Они решили, будто их усилия удовлетворят щепетильным законам педантов чести и утишат общественное мнение, но этих кровожадных богов было не так-то просто умилостивить. К примеру, герцогиня сразу разгадала всю шараду. Как не вполне поверили в спектакль с дуэлью историки: биограф Артуа назвал ее «демонстрацией». Карлайл куда меньше стеснялся в выражениях: «Его Высочество д’Артуа сдирает маску с нахалки, как следствие дерется на дуэли — чуть кровь не проливает»{324}.

Считается, что более свободная атмосфера регентства, сменившего казавшееся нескончаемым царствование Людовика XIV, позволила дуэли, так сказать, поднять голову. Одна из важных фигур регентства, шотландский финансист Джон Лоу, зарекомендовал себя как известный дуэлянт. Лоу, бывший видным фаворитом регента, возглавлял банк Франции и председательствовал над тем, что называется французской версией «пузыря Южных морей»[43]. В ранний период жизни — еще до иммиграции во Францию — он при весьма темных обстоятельствах убил на дуэли соперника. Так или иначе, довольно сомнительно, что Людовику XIV действительно удалось преуспеть в искоренении дуэлей во Франции, как ранее считалось. Потому в том, что касается подъема дуэли как явления в период регентства — ее ренессанса, что ли, — едва ли стоит утверждать, будто в действительности произошли такие уж резкие перемены.

В соответствии с общепринятым мнением обычно считается, что после расцвета в легкомысленные годы регентства дуэль постепенно стала выходить из моды во Франции. Фарсовый поединок Артуа в 70-е гг. восемнадцатого века показывает, сколь низко пал благородный институт дуэли в те времена. В 1765 г. Хорас Уолпол замечал: «Дидро утверждает, будто французы так изменились, что, как кто-то сказал недавно, у Людовика XV те же сложности с введением в обиход дуэлей, которые испытывал Людовик XIV с их искоренением»{325}.

Это столь изящно выраженное мнение служило и служит историкам как свидетельство в поддержку теории упадка дуэли в описываемый период{326}. Как бы там ни было, даже собственная переписка Уолпола содержит свидетельство, пусть и отрывочное, говорящее о том, что дуэль — вовсе не собираясь умирать — находилась, что называется, в добром здравии. В тот самый год, когда он зафиксировал ироничное высказывание Дидро, Уолпол получил письмо от английского друга в Париже.

На дуэлях, как оказывается, дерутся не только в Англии. Леди Хертфорд, мистер Хьюм и я стали меланхоличными свидетелями одного такого дела на прошлой неделе: дрались два французских солдата, из которых один убил другого перед нашими окнами, когда мы сидели за обедом{327}.

Несколько лет спустя Уолполу пришло еще одно письмо из Парижа, на сей раз от француза, который рассказал товарищу: «Дуэльное безумие ожило и набрало силу, на протяжении последних двух недель было два поединка»{328}.

Современные исследования, однако, показывают, что далекие от тенденции к падению в первой половине восемнадцатого века, дуэли стали учащаться и достигли пика в 40–50-е гг. этого столетия. Предметом ученого расследования, предпринятого тремя французскими историками, стали апелляционные записи по уголовным делам в Парижском парламенте на протяжении всего восемнадцатого века. Общее число случаев 333, каковой показатель, конечно же, не отражает всего количества дуэлей, ибо включает только те, которые зафиксировали суды{329}. Одно изучение данных по муниципальному моргу Парижа скорее поддерживает, чем опровергает теорию относительно достижения максимальной отметки интенсивностью распространения дуэлей{330}. Месье Барбье — адвокат, практиковавший на заседаниях судов парламента Парижа, — отмечает только в одном 1753 г. 11 заявленных случаев поединков между нобилями. А потому свидетельство — эмпирическое и отрывочное — указывает на то, что, и не думая прозябать, дуэль как явление в первой половине восемнадцатого века, очевидно, находилась на подъеме.

Да и к чему в противном случае законотворческие тома властей, постоянно нацеливаемые на искоренение дуэлей? Как и его прапрадед 70 лет назад, Людовик XV отметил в 1723 г. свое совершеннолетие изданием антидуэльного эдикта. Обнародованный в Версале в феврале 1723 г. документ напоминал, что все направленные против дуэльной практики законы предшественника Людовика на троне остаются в силе. Однако попытка молодого государя искоренить дуэли во Франции оказалась столь же безуспешной, как усилия его предков и предшественников.

Середина восемнадцатого столетия считается эпохой Просвещения: эрой Дидро, Монтескье и Руссо — философов, работы которых дали толчок более современным светским взглядам на мир — мир, в котором, разумеется, не оставалось места для дуэли. Самым знаменитым из мыслителей считается Вольтер, который, как мы уже убедились ранее, презирал дуэли как «готское варварство» и приписывал Людовику XIV заслугу в искоренении их во Франции. И между тем сам Вольтер оказался на волоске от того, чтобы не быть вынужденным драться на дуэли. Причем, несмотря на то что, по заявлению последнего из его биографов, он «питал глубоко укоренившееся отвращение к физическому насилию»{331}. Однажды вечером в опере шевалье де Роан-Шабо — «пустой и несущий печать вырождения отпрыск» одной из старейших аристократических фамилий Франции — решил отпустить шпильку Вольтеру по поводу смены имени (с Франсуа-Мари Аруэ). Когда через несколько дней Роан-Шабо повторил выходку, Вольтер намеренно оскорбил шевалье, который едва сумел сдержаться и прямо на месте не отдубасить Вольтера тростью.

Роан-Шабо вознамерился отомстить Вольтеру, но, поскольку не считал его ровней в смысле социального происхождения, не собирался прибегать к вызову на дуэль. Шевалье приготовил Вольтеру ловушку, послав тому приглашение на обед к герцогу де Сюлли. Во время обеда Вольтера вызвали к выходу, где на него набросились трое или четверо здоровяков с дубинами; Роан-Шабо понаблюдал за тем, как те бьют философа, затем отозвал их и удалился в карете. Вольтер, не видя ниоткуда никакой помощи в деле привлечения обидчика к ответу за дикое нападение, решил, что единственным выходом из положения может стать вызов негодяя на дуэль. Роан-Шабо учуял, откуда дует ветер, и, не сомневаясь в намерениях Вольтера, стал очень недоступен для внешних контактов. Когда же Вольтеру наконец удалось передать шевалье вызов, Роан-Шабо вновь перехитрил оппонента, устроив его арест и препровождение в Бастилию. Вот только потому знаменитому человеку так и не довелось сразиться на дуэли{332}.