Читать книгу - "Мехлис. Тень вождя - Юрий Рубцов"

^{Член военного совета 6-й армии корпусной комиссар Мехлис. Июль 1942 года}

Интересно, что интриганство Мехлиса в отношении Жукова нашло неожиданное подтверждение в записке Берии от 1 июля 1953 года, направленной главе правительства Георгию Маленкову и другим членам Политбюро. Зловещий Лаврентий к этому времени уже сидел под арестом и молил бывших «товарищей» выслушать его. Его свидетельствам следует верить, ибо быть лишний раз уличенным во лжи в той ситуации — значило для него потерять последнюю надежду, что к нему прислушаются.

Итак, вот он, фрагмент записки, написанной, к слову, безграмотно и сбивчиво (что, в общем-то, неудивительно, учитывая положение вчера всесильного министра, а сегодня заключенного): «Дорогой Георгий и дорогие товарищи, я сейчас нахожусь в таком состоянии, что мне простительно, что так приходиться мне писать… Кобудто я интриговал перед т. Сталин[ым], это если хорошо вздуматься просто недоразумение [.] что это не верно, Георгий[,] ты то это хорошо знаешь[.] Наоборот все т[оварищи] М[икоян] и Молот[ов] хорошо должны знать, что Жук[ов,] когда [его] сняли с генер[ального] штаба по наущению Мехлис[а], ведь его положение] было очень опасно, мы вместе с вами уговорили назначить его командующим [Резервным] фронтом и тем самым спасли будущ[его] героя нашей Отечественной] войны…»^[112]

Не каждому удавалось отделаться так «легко», как Воронову или даже Жукову, снятому с должности начальника Генштаба и поставленному во главе войск Резервного фронта. Стереотипы 1937 года довлели над Львом Захаровичем мощно. Шла жестокая и пока далеко не в нашу пользу война, казалось, на счету должен быть каждый профессионал, а Мехлис, копируя Сталина, все так же, как до войны, отправлял кого на эшафот, кого в лагерь. Масштабы, конечно, разные: командующие фронтами и наркомы ему, в отличие от вождя, были, конечно, не по зубам, но «материал» находился и для него.

24 июня 1941 года получил назначение на должность командующего Великолукским бригадным районом ПВО комбриг М. А. Семенов. К месту службы он, однако, своевременно не прибыл и на следующий день был пьяным задержан в Москве. О происшедшем доложили начальнику ГУПП, который дал главному военному прокурору указание осудить Семенова «по законам военного времени». 30 июня от В. В. Ульриха, председателя Военной коллегии Верховного суда СССР, поступил ответ: комбриг Семенов осужден к высшей мере наказания — расстрелу с лишением воинского звания. По указанию Мехлиса был также арестован и приговорен к расстрелу лектор ГУПП полковой комиссар А. Б. Шленский, самовольно оставивший район боевых действий в Прибалтике.^[113]

Такие «чистки» начальник Главного управления политической пропаганды считал важнейшей задачей. Они, по его мнению, вполне вписывались в процесс перестройки партийно-политической работы в Красной Армии в связи с началом Великой Отечественной войны.

Переход на военные рельсы требовался незамедлительно. Потому уже в первый день войны Мехлис направил политорганам приграничных военных округов директиву, предписывавшую глубоко разъяснить личному составу Заявление ЦК ВКП(б) и Советского правительства в связи с фашистской агрессией, которое по Всесоюзному радио обнародовал заместитель председателя Совнаркома СССР Молотов. 24 июня он подписал директиву, которая требовала всю партийно-политическую работу вести под лозунгами ВКП(б): «Еще теснее сплотимся вокруг нашей славной большевистской партии и Советского правительства!», «Фашизм — это порабощение народов. Фашизм — это голод, нищета, разорение. Все силы на борьбу с фашизмом!», «Красная Армия и весь наш народ ведут победоносную Отечественную войну за Родину, за честь, за свободу!» и другими.

Нельзя не отметить, что начальник ГУПП проявил при этом немалую инициативу (хотя наверняка и санкционированную свыше). Уже на третий день войны в распоряжении пропагандистов и других идеологических работников оказался документ, опираясь на который можно было вести широкое и доходчивое разъяснение характера начавшейся войны, целей, преследовавшихся германским фашизмом. Директива вооружала массы воинов простыми, но понятными лозунгами, из которых следовало, что вчерашний партнер по пакту о ненападении сегодня — кровавый агрессор; что развязанная им война идет не на жизнь, а на смерть; что дело, за которое сражается советский народ, — правое. Как известно, обстоятельное отражение эти лозунги нашли только в знаменитой директиве СНК СССР и ЦК ВКП(6) от 29 июня 1941 года, а также в речи Сталина 3 июля.

Начальник ГУПП потребовал больше внимания уделять агитации, широко использовать митинги, политические информации, беседы, совместное прослушивание сводок Совинформбюро как основные формы политической учебы, наиболее пригодные в боевых условиях. А вот политические занятия с красноармейцами и младшими командирами на передовой отменялись, их сохраняли в качестве основной формы политучебы только в запасных и вновь формируемых частях, при выводе личного состава во второй эшелон или на переформирование.

Когда Мехлис попробовал подвести некоторые итоги партийнополитической работы в первые недели войны, неприятным стало для него открытие, насколько не целеустремленно, не оперативно, без должной находчивости действовали многие политработники. Они вели себя так, как если бы находились в мирной обстановке: отсиживались в штабах, мало общались с личным составом, слабо реагировали на явления, порожденные самой обстановкой отступления и боев с изощренным противником — растерянность, панику, неорганизованность, отсутствие должных стойкости и упорства. Плохо популяризировался боевой опыт, политорганы недооценивали работу среди войск и населения противника. Специальной директивой Мехлис потребовал от военных советов и начальников управлений политпропаганды фронтов устранить выявленные недостатки, добиться, чтобы политработники на деле руководили партийно-политической работой в частях, обеспечивали авангардную роль коммунистов и комсомольцев, воспитывали в личном составе наступательный порыв, ярость к врагу, готовность до последней капли крови драться за каждую пядь советской земли.^[114]