Читать книгу - "Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции - Борис Носик"

Дальше страстный коллекционер Лобанов-Ростовский рассказывает, какой большой был спрос на русские работы среди многочисленных парижских и нью-йоркских торговцев русской живописью.

Что до искусствоведов, то они из театральных работ позднего Судейкина выделяют оформление спектаклей на музыку Стравинского, где судейкинская гротесковость, по мнению некоторых, в большей степени соответствует «гротесковости, заложенной в музыке композитора», чем, скажем, стиль Бенуа (первым оформлявшего «Петрушку»).

Вот как пишет об этом Д. Коган: «А. Н. Бенуа, воскрешая со всей яркостью свои детские воспоминания о балаганах, акцентирует бытовую характерность и остроту образов композитора, оставаясь в пределах изображения и отражения натуры. Опираясь, подобно Стравинскому, на уличное и дворовое искусство, Судейкин и понимает его во многом сходно со Стравинским… Образам Судейкина присуща более острая гротесковая выразительность. При их большей иллюзорности они глубже и всестороннее пронизаны стихией мистификации. В этом смысле… направление творческих исканий художника, его интересы, как это показала работа над „Петрушкой“, были в некотором отношении близки композитору». Что касается «Свадебки» Стравинского, оформленной Судейкиным для «Метрополитен Опера» четыре года спустя, то здесь Судейкин (по мнению той же Д. Коган) «снова обращается к кубизму, на сей раз видя пластическую аналогию музыке Стравинского в соединении кубистических форм с формами русской иконописи и лубка». И, как сам выразился Судейкин, «с русской иконописью камаринскими красками».

Из других театральных работ Судейкина в США весьма важным считается его оформление спектакля по пьесе Евреинова «Самое главное», поставленной в 1926 году в «Гилдтеатре». Евреиновская идея «театрализации жизни» с давних времен близка была Судейкину, а пафос знаменитой пьесы Евреинова заключался в почти полном слиянии театра и жизни. И форма этого слияния была, по мнению критики, «аналогична тенденциям искусства Судейкина».

Четверть века пролетели в трудах, любовях и хлопотах. Мир был тем временем потрясен новой войной, в которой опять больше всех горя выпало на долю уже пережившей и ленинское, и сталинское кровопускание далекой России. Вспоминались ли процветающему нью-йоркскому художнику в те последние годы недолгой его жизни родные смоленские дали, Москва, Питер, «Бродячая собака», русские друзья и жены? Похоже, что вспоминались. Удивительную историю рассказал в своих очерках о русских художниках лондонский коллекционер Никита Лобанов-Ростовский. Через двенадцать лет после смерти Судейкина, то есть в 1958 году, ему довелось познакомиться с известным американским торговцем картинами Семеном Боланом, от которого Лобанов-Ростовский узнал, что «этому Болану Судейкин передал тысячу своих работ, чтобы они были переправлены в Советский Союз».

Выполнить эту просьбу Болану оказалось не так просто: «Тогда контакты были сложны, и первая попытка установить какую-то связь была предпринята Боланом в 50-х годах, когда в США появился балет Большого театра. Он встретился с Улановой и сказал ей, что у него большое собрание — все работы Судейкина, которые тот выполнял для Метрополитен Опера и других трупп… Разговор ничего не дал. Болан как-то разочаровался и начал продавать кому попало».

Так же стремился к соотечественникам и его друг Савелий Сорин. Он умер на семь лет позже Судейкина, и его вдова Анна Степановна Сорина передала советским музеям двадцать картин мужа. Через два десятка лет после его смерти картины этого полузабытого в России прекрасного портретиста были показаны в Москве и Питере (тогда еще «городе Ленина»).

В последних станковых картинах Судейкина, в частности в картине «Моя жизнь», исследователи обнаруживают близость к «неоклассицизму», к сближению со стилем соученика Судейкина по мастерской Кардовского Александра Яковлева. Здесь уже знакомое нам судейкинское «уподобление жизни человека, его судьбы в мире некоему спектаклю». Главный персонаж судейкинского жизненного спектакля, сам художник — в центре полотна со своей палитрой. Он красив и печален. Рядом с ним — его последняя жена, Джин, в ренессансном костюме, а за спиной у него — прелестная и чуть манекенная Олечка в шляпке, в платье судейкинского кроя, облегающем ее бесценную грудь. (Оля еще была жива в ту пору. В 1945 году Сергей Судейкин и Артур Лурье послали деньги на ее надгробие в Сен-Женевьев-де-Буа. Сам Судейкин пережил ее на полтора года.) В похожей на телеэкран или на сцену кабаре клеточке странного картинного сооружения — Дягилев в цилиндре и прочие знакомцы былых лет. А в тени, близ Оли, столько раз им рисованный прекрасный лик Веры Судейкиной-Стравинской. Она пережила своего третьего мужа на тридцать шесть лет. Впрочем, четвертого она пережила только на одиннадцать. После отъезда Судейкина в США у нее было в Париже художественно-театральное ателье. Она делала костюмы для Дягилева по своим рисункам, хотя чаще, конечно, по рисункам Матисса, Лоренсен, Гончаровой, Руо…

В 1939 году за несколько месяцев умерли мать, дочь и жена И. Ф. Стравинского, и в 1940 году Вера смогла, наконец, выйти замуж за композитора. Они переехали в Голливуд, где Вера открыла художественную галерею. Там выставлялись Пикассо, Шагал, Дали, Челищев, но можно было увидеть и коллажи самой Веры, расписанные ею камни и сухие губки. Стравинские почти сразу по приезде получили американское подданство, а в 1962 году композитор Стравинский посетил с авторскими концертами Москву и Ленинград. Его муза была с ним.

На седьмом десятке лет Вера начала писать полуабстрактные пейзажи, а в шестьдесят семь лет провела в Италии первую персональную выставку своих картин. В девяносто лет от роду она провела персональные выставки в Париже, Лондоне и Берлине, а после этого в последние четыре года своей жизни еще занималась подготовкой к печати своих дневников, альбомов, воспоминаний… В 1982 году художница Вера Стравинская-Судейкина-Шиллинг-Лури (Боссэ) умерла в возрасте девяноста четырех лет.

Такая жизнь — есть о чем вспомнить в мемуарах. Впрочем, для мемуарной литературы, как и для всякой литературы и живописи, не слишком даже важна длина земного пути. Важны насыщенность каждого дня, верный глаз, чуткое ухо и чуткое сердце — важен талант.