Читать книгу - "Эпоха победителей. Воспоминания пламенных лет! - Геннадий Моисеенко"

Такие проверки, как считали многие партизаны, были суровой необходимостью. Хотя уже в шестидесятые годы, да и сейчас, пытаются осудить эти действия, приписав их мифическому «культу личности», превратив эту компанию в действие какой-то средневековой нечистой силы. Что ни здравствуйте, то – «культ личности», что ни до свиданье, то – «Бериевские методы». – Как говорил тогда отец: «Вот увидишь, с помощью этого мифического «культа личности», и постоянной, тенденциозной критики прошлого, мы поможем нашим врагам довести нашу страну до полного развала».

Тем более, в тот период в Словакии ни личности, ни культа просто не было, а действовали коалиционные силы СНВ, зачастую не дружественные Советскому Союзу. Но Советское Верховное командование всегда поддерживало СНВ, на всех этапах его развития. Многие бойцы, в том числе и И.К. Балюта, были беспартийными, но вели активную вооруженную борьбу под знаменем социализма и коммунизма.

Уже позже, доказав свою правоту, не без помощи своих товарищей, он приходит к выводу о необходимости вступления в ряды коммунистической партии, и вступает в неё в 1963 году. Будучи уже в годах, работая мастером, он понимал, что недостаток образования никаким жизненным опытом не заменишь, и занимался самообразованием, продолжал внутренне расти, выражая свои стремления искусством живописи. Но живопись, хоть он и оставил несколько неплохих полотен, не удовлетворяет его. Он поступает учиться в техникум и оканчивает его, после чего назначается начальником ОТК.

Перед ним всю жизнь стояло письмо его соратника по партизанской борьбе, Петра Бабея, который считал, что главная его заслуга в том, что он остался верен коммунистическим идеям, несмотря на все жизненные трудности – идеям, ради которых он и начинал организацию партизанского движения. Главное, чего хочет Иван Кононович на склоне лет, добился того, чтобы его товарищи по борьбе, там, в Словакии, знали, что он, Советский Человек, не только не предавал их, но и не мог быть предателем. А вся эта затея нужна была тем силам, которые добиваются разрушения великой идеи славянского единства. И он не только восстанавливал своё доброе имя, но и доброе имя своей Великой страны, которое уже тогда старались опорочить некоторые силы в Чехословакии. Их циничная агентурная деятельность не может знать границ морального падения.

В Братиславе был воздвигнут памятник, изображавший безымянного воина, прототипом которого был И.К. Балюта. Этот памятник символизирует Словацкое Народное Восстание. Его воздвиг скульптор Йозеф Костка по рассказам многих основателей партизанского движения в Словакии, хорошо знавших И.К. Балюту.

Именно период конца 1944 года был наиболее активным периодом в политике Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина, по реализации идеи создания блока славянского единства. И именно в этот период буржуазные силы в СНВ и спецслужбы союзников, думающие о будущем послевоенном развитии Восточной Европы, стараются работать на раскол славянского единства. И эта цель ими достигается уже сейчас, в период перестройки и реформ. А тогда, когда были живы люди, одержавшие Великую победу, им это не удавалось.

После войны Балюта И. К. обращается в советские органы за помощью в восстановлении своего честного имени там, в Словакии. Но получает ответ:

– Что советские органы ни против него, ни против пятерки его товарищей никаких обвинений не выдвигали. Расследование надо вести в самой Словакии. Балюта приходит за советом к своему старому знакомому и руководителю Н.П. Моисеенко, и они вместе начинают систематизировать и публиковать материалы по партизанскому движению в Словакии.

Понимая, что дело носит международный характер и имеет глубокие корни, Моисеенко Н.П. обращается в ЦК КПСС, к своему старому товарищу секретарю ЦК КПСС А.П. Кириленко. Дело сдвигается с мертвой точки, и наши органы получают возможность вести работу в городах и селах Словакии.

Обвинения в связях с гестапо не находят подтверждения и там, имя Балюты И.К. и его товарищей полностью реабилитируется. Этим делом занимается ЦК КПС, Кошицкий Обком КПС и назначенная им комиссия. Но дело всё равно всячески затягивается. И Иван Кононович пишет с горечью, письмо полное упрёков – Ф. Спишак. На что получает ответ:

– Дорогой Ванюша, мы предпринимаем всё от нас зависящее по общественной линии. Я, Стефан Кубик, Плахта и Майер написали открытое письмо к официальным органам, чтобы ускорить рассмотрение дела и опубликовать опровержение тем измышлениям, которые были опубликованы в нашей прессе и литературе. Мы и Владо Волко оставались честными до конца, поэтому, в определенный период, нас и оттолкнули от власти и увели в тень, но мы всё равно оставались при своём мнении и оставались честными перед своей совестью.

– Да, ты пишешь о виновности Улицая и Розалии Зарембовой. Что касается Фердинанда Улицая, кажется из Кошиц, ты конечно прав. Многие наши товарищи настаивали на его допросе и выяснении всех нюансов, но он, в этот период, сильно болел, а в отношении него дело тормозилось не подвластными нам силами. А относительно Розалии Зарембовой, которая после войны была на ответственной партийной работе, хочу сказать, хоть и многие наши партизаны осуждают её в этом деле, но многие считают её преданным товарищем. Ведь она, во время войны, была агентурным курьером и вела разведку в нашу пользу.

О ней хорошо отзывался и товарищ Володя – командир отряда имени» Пожарского» – Л. Беренштейн. Правда, у разведчицы сложная судьба, как курьер моей разведгруппы она действовала нормально, но как политик она вела и самостоятельную деятельность.

Ты знаешь, что мне, в связи с моей работой в жандармерии поручали и некоторые контрразведывательные дела. Занимались и тем и этим всё те же люди. Приносили мне не только проверенную и добытую информацию, а и слухи, и сплетни. Конечно, имея профессиональный опыт, я многое отметал после проверки. А почему у Розалии вскружилась голова, и она бросилась активно в твоё дело, я не знаю, и не хотел бы, без серьезного расследования государственными органами, делать какие-то выводы в отношении её личности. Трудно сказать, была ли она бессознательным носителем дезинформации, раздуваемой женским любопытством, или в этом была какая-то корысть или просто заблуждение, или что-то другое. Ты, наверное, помнишь тот аналогичный эпизод с женщиной в гостинице, по национальности немкой, который ещё тогда сильно обрастал сплетнями и в отношении тебя и в отношении Мартина. Возможно, на неё повлияли эти слухи, а возможно у неё, как у разведчицы, где-то произошел прокол – сего вопроса я не ведаю.

– В крайнем случае, ещё тогда в 1944 году, когда передо – мной ставили этот вопрос, о твоей причастности к этому делу, делу – о якобы любовной связи с сомнительной женщиной, которую пытались представить как вражеского агента, я, при беглом расследовании, насколько позволяла обстановка того времени, отверг эту идею.

– Я отрицал какую-либо твою причастность к этому делу и снял с тебя все подозрения, оставался при этом мнении всю свою жизнь, даже когда это было крайне невыгодно для моей служебной карьеры.

– Многие партизаны высказывались отрицательно и о вестовом В. Кокина Штефане Тереке, но ты сам понимаешь, что вестовой, мальчишка семнадцати лет, никакой самостоятельной роли в этом деле играть не мог. Да и он помнит, и любит тебя, и писал во все инстанции, чтобы найти тебя и отблагодарить за отеческую заботу о нем – в тот наш славный, несмотря ни на что, партизанский период.