Читать книгу - "Повседневная жизнь Франции в эпоху Ришелье и Людовика ХIII - Екатерина Глаголева"

В настоятельницу монастыря урсулинок, мать Жанну Дезанж, вселились целых семь бесов, трех из которых удалось изгнать 20 мая 1634 года: это были Асмодей (трон), Аман (власть) и Грезил (трон). О их изгнании свидетельствовали три отверстия в правом боку. Но четыре других остались: Левиафан, помещавшийся во лбу, Бегемот, засевший в желудке, Валаам, застрявший под вторым правым ребром, и Исаакарон – под последним правым ребром. Чтобы изгнать Валаама, надо было написать его имя на правой руке девушки, причем так, чтобы оно осталось на всю жизнь, а чтобы изгнать Исаакарона – разрезать ей левую руку, содрав ноготь. (Вероятно, на это не отважились, и Исаакарон оставался в теле настоятельницы и после смерти Грандье.)

Другая монахиня, сестра Агнесса, была одержима четырьмя бесами: Асмодеем, сидевшим под сердцем, Берифом (в желудке), Ахаосом (в левом виске) и Ахапом (посреди лба). Чтобы изгнать Асмодея, экзорцист прижал к левой руке девушки клеймо с цветком лилии. Исход Берифа ознаменовался тем, что с господина де Лобардемона сорвало шапочку и приподняло в воздух, где она провисела ровно столько, сколько нужно времени, чтобы прочесть Miserere.

Бесов изгоняли сначала из всех монахинь сразу, но понемногу перешли к индивидуальным сеансам по просьбе Грандье, который прекрасно понимал, что весь этот маскарад приведет к его погибели.

Сестра Клара, терзаясь угрызениями совести, созналась, что «порча» – напраслина, однако, по мнению судей и врагов Грандье, эти слова ей внушил дьявол. Лобардемон велел устроить очную ставку между Грандье и урсулинками. Грандье знал, что монахини никогда его не видели, и попросил, чтобы на опознание сестрам представили четырех одинаково одетых священников, но его просьбу отвергли.

Грандье написал последнее отчаянное письмо королю:

«Сир!

Я попытаюсь изложить Вашему Величеству два пункта, настолько ясно, насколько только может человек, семь месяцев пребывающий во мраке.

Во-первых, я утверждаю, что у сих дев нет ни одного из признаков, которые, согласно Церкви, свидетельствуют об одержимости, на основании чего я заключаю, что они не одержимы.

Первый состоит в том, чтобы говорить на разных языках или, по меньшей мере, понимать их. Эти демоны не делают ни того, ни другого. Поначалу они, правда, говорили на латыни, но с такими грубыми ошибками, что самые просвещенные умы сочли, что не избыток знаний был причиной их погибели. Причетники решили говорить с ними на нашем языке, потому что на нем они говорили лучше всего, и он был им способнее; демоны любят Францию, поскольку хотят говорить по-французски.

Но чтобы извинить молчание этих немых дьяволов, когда им задают вопросы по-гречески или на хорошей чистой латыни, какой не все владеют, они объясняют это тем, что я заключил с ними договор.

Второй признак одержимости – поднимать одержимых на воздух, чего эти дьяволы не делают и не сделают никогда, как бы им ни приказывали.

Не сделают они и третьего, а именно не откроют тайных, скрытых вещей, недоступных человеческому разумению. Они умеют только строить рожи, падать наземь, ходить раком и делать другие глупости, о которых мне стыдно говорить Вашему Величеству.

Впрочем, не верить в притворство этой одержимости значит впасть в ересь.

Что же до второго пункта, он состоит в том, что даже если эти девы одержимы, не я тому причиной. Вот доказательство: это можно утверждать лишь по свидетельству дьявола, которое я отвергаю как ложное; поелику лживые люди, признанные лжецами, не могут выступать свидетелями, то отец лжи, находящий удовольствие в возведении вины на невинного – тем более…

Заклинатели из Лудена поставили себе задачей вырвать по приказу свидетельство этого заклятого врага рода человеческого против меня. И, что нелепее всего, они часто прибегают к молитвам и притчам, ласковым словам, называя его великодушным, ученым, другом, и что взамен они уменьшат наказание за его мятеж, – еще немного, и они пообещают освободить его из того места, куда божественное правосудие ввергло его навеки веков.

Но позвольте мне, сир, открыть Вашему Величеству все их приемы, и Вы тогда узнаете, что они были нехороши и сильно возмутили еретиков из этого города, поскольку дьяволам позволили произносить самые похотливые слова, самые отвратительные кощунства против Бога и Пресвятой Девы.

Я лишь прошу Ваше Величество прислать двух докторов из Сорбонны, чтобы судить об истинности одержимости, и хороших судей, чтобы зрело изучить мое дело. Если я виновен, прошу лишь о смерти на колесе и самых жестоких муках. Если я невиновен, разумно заявить о моей невиновности. Умру ли я или останусь жить, я вечно останусь вашим смиренным, покорным, верным и несчастным слугой и подданным».

Процесс над Грандье начался 8 июля. Поскольку тот отказался сознаться в сношениях с дьяволом, к нему применили пытку. В глазах судей шрам на большом пальце руки был убедительным доказательством заключенного договора с нечистым: именно так он был подписан! Были представлены многочисленные документы – «договоры с дьяволом», – служившие уликами. Все их сфабриковали подручные Лобардемона. Свидетели обвиняли Грандье в святотатстве, гордыне, непристойном поведении. 18 августа, в пять часов утра, суд приговорил его к сожжению на костре по обвинению в колдовстве и наведении порчи: его привяжут к столбу, удушат бечевкой и сожгут.

Но прежде его подвергнут пытке, в частности, «испанским сапогом» – этим занимались капуцины в Лудене. Ноги несчастного зажимали между двумя досками, а затем молотками забивали клинья, которые дробили кости. Грандье забили на два клина больше, чем самым опасным преступникам! Но он ни в чем не сознался, кроме того, что прелюбодействовал. Его проволокли через весь город, бросили на землю перед монастырем Святой Урсулы, а потом отвели на костер. Он хотел исповедаться монаху-августинцу, но ему было в этом отказано; три часа ему приказывали подписать признание, но безрезультатно. Он хотел обратиться к народу, но ему выплеснули в лицо ведро святой воды, помешав что-либо сказать. Какой-то монах хотел дать ему поцелуй прощения, но Грандье воскликнул: «Поцелуй Иуды!», и его ударили в лицо железным распятием.

Отец Лактанс, распоряжавшийся казнью, должен был, как полагается, приказать его удавить, однако он прежде поджег костер; Грандье сгорел заживо. Его последними словами были: «На небе есть судия, я велю тебе предстать перед ним через месяц!» Капуцин в самом деле умер через месяц после казни Грандье.

Его сожжение не исцелило урсулинок; их истерики продолжались еще много лет после того. В результате настоятельницу монастыря мать Жанну Дезанж стали называть уже не одержимой, а «избранной и прорицательницей».

Обвинить кого-либо в колдовстве было легче легкого. Великий демонолог Анри Боге (1550—1619), бывший судьей инквизиции в графстве Бургундском, написал книгу «Рассуждение о колдунах», в которой детская доверчивость сочетается с чрезмерным рвением в искоренении колдовства. В книге содержались инструкции для судьи, занимающегося подобными вопросами. По сути, это была компиляция материалов судебных процессов, на которых председательствовал автор. Там, в частности, содержится история Луизы Майа, в которую вселились пять демонов, когда ей было восемь лет, а также подробное описание бесчинств, которые творятся на шабаше. Об атмосфере того времени вообще и инквизиционных процессов в частности можно судить по следующим будничным замечаниям: