Читать книгу - "Мятежное православие - Андрей Богданов"

Используя свой незаурядный ораторский талант, обманув восставших «милостью» и «кротостью», царевна Софья сумела вывезти царскую семью в село Коломенское. Между тем Шакловитый уже скрытно вел сбор дворянского ополчения. 2 сентября 1682 года царский двор бежал из Коломенского и, «странным путем» переезжая с места на место, вырвался из-под контроля восставших: теперь они уже не могли проводить свои решения от имени государей. 3 сентября была объявлена мобилизация дворянства на борьбу с «бунтовщиками». Главнокомандующим правительственной армией стал князь Голицын, который в течение нескольких недель поставил под ружье более 100 тысяч человек. Но крутой поворот в царских грамотах – от похвал восставшим как защитникам престола до объявления их «ворами и изменниками» – требовал объяснения. Совершенно необходимо было скрыть и тот позорный для правительства факт, что оно более двух месяцев вынуждено было выполнять указания «невегласов-мужиков». Наконец, в Москве оставался небезызвестный Иван Андреевич Хованский по прозванию Тараруй (Болтун), который в самое критическое время возглавил Стрелецкий приказ и служил своего рода «буфером» между восставшими и Кремлем. Боярин Хованский настолько вошел в роль «отца» своих «детушек»-стрельцов, что нередко кричал на бояр, требуя внимания к их «просьбишкам», стремился (как того требовал и инстинкт самосохранения) выполнять желания восставших даже при неодобрении их Боярской думой. Популярный в Москве Хованский становился опасен.

Мы до сих пор не знаем, мог ли Хованский стать вождем восставших при ином повороте событий. Однако оставаясь в Москве, откуда бежало практически все дворянство, он придавал действиям восставших некоторую легальность. Софья и Шакловитый нашли выход из ситуации характерными для придворной борьбы средствами. Неизвестно откуда на имя царевны поступил донос, обвинявший Хованского и его сыновей в организации Московского восстания, стремлении захватить всю власть в государстве и даже воцариться на московском престоле. Он был датирован 2 сентября. До 14 сентября правительство заигрывало с боярином, посылая ему лестные грамоты и приглашая приехать ко двору. 17 сентября обманутый Хованский с сыном Андреем был схвачен на дороге, привезен в село Воздвиженское и немедленно казнен как государственный изменник.

Козел отпущения был найден. Народное восстание стало считаться в официальной пропаганде следствием злоковарного заговора Хованских. Цели восставших, их успехи, сам факт народного восстания удалось скрыть надолго, на столетия. В тот же день, 17 сентября, царевна Софья праздновала день своего ангела. Ее чествовал весь двор. Цари и придворные «в объяринных и цветных кафтанах» изволили отстоять в селе Воздвиженском, недалеко от залитой кровью Хованского, его сына и их товарищей плахи, «божественную литургию». «А после божественной литургии в хоромах… София Алексеевна изволила бояр, и окольничих, и думных людей жаловать водкой».

Однако пропагандистская победа еще не давала победы над восставшими. Младшему сыну Хованского и некоторым другим удалось бежать. Лесами и болотами, избегая дорожных застав, они пробирались в столицу. Вести о казни вызвали настоящий взрыв. Государственные арсеналы были вскрыты, столица ощетинилась стволами мушкетов и пищалей, орудия были подняты на крепостные валы, раздавались призывы к походу на истребление бояр. Паника охватила при этих известиях все многочисленное дворянское воинство. Царский двор спешно укрылся за толстыми стенами Троице-Сергиева монастыря, но даже и там царедворцы, располагавшие в несколько раз более многочисленной армией, не чувствовали себя спокойно. По свидетельству очевидца, многие при дворе готовы были капитулировать, приняв самые тяжелые условия московских стрельцов, солдат и горожан.

И вновь царевне Софье удалось успокоить двор, Голицыну – привести в порядок войска, Шакловитому – наладить канцелярскую работу. Сложнейшими дипломатическими маневрами, подкупом и лестью, угрозами и обещаниями правительство регентства сумело сначала разделить восставших, а затем навязать им перемирие. Шаг за шагом правительству удалось заставить восставших отказаться от наиболее опасных для феодального государства требований, пока в октябре двор в окружении многочисленных войск не смог вернуться в Москву. Одно из крупнейших городских восстаний закончилось миром.

Вместо казней стрельцам и солдатам было выплачено вознаграждение за «раскаяние», причем вина за восстание в значительной степени переложена на Хованских. Это произошло уже в ноябре, когда положение правительства регентства стало критическим: большинство вернувшейся из бегов Боярской думы хотело избавиться от него, выступая за царя Петра. Однако народ, поставивший на царство Ивана, оставался еще грозной силой. Волнения утихли (хотя отдельные вспышки возникали и позже), но возможность нового восстания как дамоклов меч висела над головами «верхов». Правительство регентства удержалось. Без него было не обойтись. Назначенный в Стрелецкий приказ Шакловитый воплощал в жизнь обширнейшую программу «перебора» полков, по одному выводимых из столицы и заменяемых тщательно проверенными «верными» частями. Софья укрепляла свои позиции во дворце и к лету 1686 года получила все формальные признаки регентши при двух царях, она даже стала писать свое имя в царском титуле^{84}. Голицын вытеснял из государственного аппарата родовитую знать, заменяя ее деловыми и преданными ему людьми. Немало внимания правительство уделяло городскому торгово-промышленному населению, были уточнены меры веса и длины, изданы «Новоторговые статьи» и расширен Новоторговый устав, принят новый тариф за перевозки. Во избежание возмущений народа приходилось немало делать для упорядочения управления и суда. Крупные успехи были достигнуты на внешнеполитической арене.

Период регентства (1682–1689 годы), когда сама расстановка социальных сил вынудила «верхи» временно отказаться от «закручивания гаек» (или, по крайней мере, делать это замаскированно и осторожно), стал яркой страницей в истории России. Вот как писал о нем один из образованнейших русских людей того времени, видный сподвижник Петра I князь Борис Иванович Куракин: «Правление царевны Софьи началось со всякою прилежностью и правосудием и ко удовольствию народному, так что никогда такого мудрого правления в Российском государстве не было; и все государство пришло во время ее правления через семь лет в цвет великого богатства, также умножились коммерция и ремесла, и науки почали быть латинского и греческого языка… и торжествовала тогда вольность народная».

Действительно, торговля и промышленность процветали, по всей стране широко развернулось каменное строительство (в одной Москве тогда построены были тысячи каменных зданий), крупные шаги сделала литература (и особенно поэзия), живопись и музыка, к слову Москвы внимательно прислушивалась вся Европа, налицо было множество признаков прогресса страны. Но восторженные оценки «милостивого» правления царевны Софьи, Голицына и Шакловитого в немалой мере стали следствием крутого поворота политического курса в 1689 году, после формального прихода к власти Петра (в действительности вплоть до смерти царицы Наталии Кирилловны в 1694 году он не был допущен к делам государственного правления). Воспользовавшись результатами укрепления идеологического и карательного аппарата самодержавия в период регентства, реакция перешла в решительное наступление на последние народные «вольности». Тогда «не стало» «ни в чем-де путного рассмотрения», сетовали горожане; тогда разобщенные и ослабленные стрельцы возмечтали о возвращении былых времен, а передовые представители «верхов» вынуждены были констатировать: «Правление оной царицы Наталии Кирилловны было весьма непорядочное, и недовольное народу, и обидимое. И в то время началось неправое правление от судей, и мздоимство великое, и кража государственная, которая доныне продолжается со умножением…»^{85} Такой разворот событий, безусловно, способствовал идеализации правительства регентства, которое, в сущности, преследовало те же цели, что и предыдущие, и последующие, а в борьбе за власть проявляло аналогичную неразборчивость в средствах.