Читать книгу - "Я русский солдат! Годы сражения - Александр Проханов"

Т. Фельгенгауэр: — Здравствуйте, Александр Андреевич. Радостно, что вы вернулись. У нас тут много всего за ваше отсутствие произошло. Но давайте все-таки про более свежие события поговорим, а потом уже про…

А. Проханов: — Про более протухшие.

Т. Фельгенгауэр: — Нет, не то, чтобы они протухшие. Они ведь имеют продолжение и довольно серьезное. Но давайте, наверное, сначала немножечко про космос и состояние нашей космической отрасли. Потеряли связь с космическими спутниками мы. Что-то там с кабелем не заладилось. И не раньше, чем через 48 часов все наладится. Параллельно мы узнаем про хищения и проблемы с ГЛОНАССом. Что-то все как-то не очень хорошо. Что случилось вдруг? Почему все разваливается?

А. Проханов: — Спасает только то, что в Роскосмосе есть такой, парапсихологический отдел, и эта порванная кабельная связь восстановлена через пасы. И там общаются с космонавтами и также с приборами через спиритуальные технологии. А что касается вот этих обычных инженерных технологий, там все неважнец действительно. И это ни для кого не удивительно.

Я даже думаю, что Сергей Иванов уже года два тому назад наблюдал, как разрывается этот кабель, который соединяет систему управления.

Т. Фельгенгауэр: — Так долго наблюдал, кабель так долго разрывали.

А. Проханов: — Во всяком случае, я думаю… Ведь Сергей Иванов, он разведчик, он в службе СВР, он работал в

Первом Главке. А там умеют ждать и умеют наблюдать. Там наблюдают не только за тем, как разрывается какой-нибудь кабель, там наблюдают за тем, как рушатся империи и державы.

Т. Фельгенгауэр: — А почему наблюдают и ничего не делают?

А. Проханов: — А в этом стратегия разведки — молчать. Я думаю, что космос, который был всегда эмблематикой советской цивилизации, он не мог оставаться эмблематикой, когда разрушена советская цивилизация как таковая. Советскую цивилизацию разрушали мощно, методически и планомерно. Космос — результат этих трагических ударов по советской цивилизации. Есть надежда, есть некоторая надежда (об этом говорит мой опыт посещения наших космических производств), что процесс восстановления, возрождения возможен. Мучителен, напряжен… Он связан не только с поступлением денег, которые, слава тебе, господи, пошли, он связан с тем, что эти деньги, может быть, некому будет расходовать. Потому что великие космисты, великие космические ученые и прозорливцы ушли. Старики, которые остались в космических КБ, они тоже великие. Например, чего стоит Чесноков (космист), который работает в КБ Лавочкина. Но они утомлены, они устали. Их великие идеи все еще продолжают летать вокруг Земли на орбитальных группировках.

Т. Фельгенгауэр: — То есть необходимы люди?

А. Проханов: — Необходимо то, что, не боюсь назвать это слово, — то, что Путин нарек «рывком». Необходим рывок, который позволил бы нам в кратчайшее время наверстать упущенное, грандиозно упущенное.

Т. Фельгенгауэр: — Но ведь и 12 лет назад, когда Путин только появился, уже тогда был нужен этот рывок. Почему столько времени не занимаются космосом?

А. Проханов: — Он сформулировал только теперь это. Это огромное опоздание. Это объяснимо многими причинами, в том числе и тем, что ощущение войны, которая приблизилась к границам России, обострилось в последнее время, в последний полугод. Настоящие аналитики, которые смотрели, как блуждают конфликтные зоны по Земле, перемещаются, то удаляются от России, то проникают внутрь ее территории, давно предрекали возможность очень крупной, если не мировой войны. Но эта война в связи с событиями на Ближнем Востоке, в связи с обострением борьбы за ресурсы, в связи с превращением Арктики в конфликтную зону, — вот эта угроза войны очень сильно, резко усилилась.

Т. Фельгенгауэр: — Правильно ли я вас понимаю, что космос и космическая отрасль необходимо рассматривать как часть оборонки?

А. Проханов: — Нет. Оборонка — это все равно, что коммуналка, и все равно, что опоздалка. Космос — это зона военного соперничества, которое происходит сейчас.

Т. Фельгенгауэр: — Но тут ключевое слово — «военное».

А. Проханов: — Космос — военный. И остатки от этого военного космоса реализуются вот здесь как гражданские технологии. Ну, к тому же космос еще — это объект колоссальных исследований, ибо по существу лишь только там четыре, может, или пять процентов космической материи осмыслены и освоены, и имеют свои названия, и понята их природа. А темная материя — около 85 % всего объема вот этой таинственной, темной материи космоса — загадочна и скрыта. И зонды, которые отправляются на изучение дальнего космоса, то есть темной материи, они как раз пытаются отыскать абсолютно новые явления природы, которые, может быть, объяснят телепортацию или странные явления всевозможных таинственных пожаров, перемещений во времени в разные направления.

Т. Фельгенгауэр:— Не является ли это прекрасным поводом как раз таки не для войны, а для мира, когда межнациональные группы… Вот, как с марсоходом Curiosity, над которым работали ученые из самых разных стран, в том числе из России? Это ли не повод для консолидированной такой, совместной мирной работы?

А. Проханов: — Вы что думаете, что вдруг в Москве поедет марсоход, и на нем дагестанская свадьба проследует от Белорусского вокзала к Манежу, и оттуда послышится стрельба из травматики, и это будет символом синтеза межнационального? Марсоход родился в военных НИИ, в военных подразделениях. И марсоход — это ведь не что иное, как лунный танк. Ведь танк был создан для того, чтобы преодолевать эти препятствия, горы, бугорки, рытвины, а марсоход, посмотрите, — он создан для того, чтобы вести лунные войны, лунные сражения.

Т. Фельгенгауэр: — Ну, мне кажется, вы просто не видели, как выглядит Curiosity, иначе вы бы не стали проводить такие сравнения.