Читать книгу - "Каменный Кулак и охотница за Белой Смертью - Янис Кууне"

Он обучал нарядников князя уже почти десять лет.

Одни говорили, что он был когда-то норманнским ярлом, которого Гостомысл спас от гнева полочан, желавших обезглавить его за какое-то злодеяние. Когда три конных сотни Ильменьских словен подошли к Полоцку, драккар его, спустившийся сюда по Давне, был уже сожжен дотла, манскап перебит до единого человека, и только он один отбивался от полоцких дружинников огромным двуручным топором. Легкость, с которой он орудовал своим билом, оказавшимся на поверку тяжелее кузнечного молота, поразила князя. Словены, пришедшие к полочанам отнюдь не меда испить, стояли и зачарованно смотрели на то, как секира порхала вокруг варяга точно бабочка, отбивая, ломая и корежа не только копья и мечи, но и стрелы противников. Наконец, Гостомысл протрубил наступление. Две сотни пеших полочан были разметаны по полю, точно горсть плевел по ветру. И дальше свой набег словене продолжили уже вместе с неистовым варягом. Не раз и не два отплатил норманн за свое спасение, за привет и за Славу, которую ему даровал князь. Многие варяжские ярлы с тех пор пытались призвать его на свой корабль либо обещали отдать под его начало новый драккар, но норманн сохранял преданность своему конунгу, как он называл Гостомысла.

Другие говорили, что ничего этого не было. Клеветали, что он не был даже шеппарем на корабле, от которого отстал, попав по пьяному делу в правильную яму. Хорошего же мнения были о нем товарищи, если не стали платить за его выкуп или дожидаться, когда истечет срок его наказания, а подняли паруса, поставили щиты по бортам и уплыли вверх по Волхову.

Выйдя из ямы, он какое-то время жил мелким воровством и разбоем на Торжище, пока на реке не встал лед. Тогда он перешел на сторону княжеского детинца и какими-то неправдами проник на двор. Уж как ему удалось уговорить Гостомысла дать ему малую долю за обеденным столом, об этом кто и знал, тот старался не вспоминать. Но его драчливый и мстительный нрав скоро вошел у княжеской дворни в пословицу. В прежние времена дня не проходило, чтобы он не попортил кого-нибудь из челяди, поскольку, чтобы ни говорили злые языки, а сила у него в плечах была медвежья.

И уж вовсе никто не помнил, как он стал дядькой, получив на попечение воинскую выучку нарядников. Здесь-то он и развернулся во всю силу. Новобранцы, прошедшие его уроки и не ставшие калеками, и вправду могли считать себя, если не великими ратарями, то баловнями судьбы – это точно. Его так и звали Ронунг-костолом. Многие нарядники были готовы не есть, не спать, избивать в кровь ноги, обходя дозором торговую сторону или княжеский детинец, воровать и попрошайничать только бы не попасть в его лапы. А обернуться из нарядников в дружинники без его пособничества было возможно, только если посчастливиться пройти княжеский поход. Но с годами Гостомысл воевал все меньше, так что Костолом безраздельно держал в руках жизни и здоровье всех новобранцев.

Дабы умилостивить сурового пестуна, нарядники из кожи вон лезли, только бы их дядька был каждый день пьян. Где и как они брали зелено вино для наставника, Ронунга не заботило. В жизни Костолома злило две вещи: когда ему было нечего выпить и когда ему смели отвечать. Попавший под разнос должен был молча сносить все поношения, придирки, тычки и затрещины. Тогда у него еще была возможность избежать настоящих побоев, лишивших здоровья многих строптивцев.

Как бы там ни было, но выходило, что такой наукой, которую проходили его будущие дружинники, Гостомысл был доволен, раз уж Ронунг-костолом год за годом продолжал сидеть за княжеским столом и утверждать, что пестует нарядников.

С Ярилова дня прошло больше двух седьмиц. Давно закончилась ярмарка. Лед на Волхове должен был тронуться со дня на день. Все венедские купцы, прибывшие по реке санным ходом, разъехались по своим городцам и селам. Торжище погрузилось в ленивый сон, как кот, объевшийся сметаной.