Читать книгу - "От Версаля до «Барбароссы». Великое противостояние держав. 1920-е – начало 1940-х гг. - Виктор Гаврилов"

На самом деле Блюхер, находившийся в Хабаровске, уполномочил командующего 1-й армией комдива К. П. Подласа направить ответственных представителей в район Заозерной, где 15 июля произошло первое столкновение пограничников с японскими нарушителями границы. Блюхер не хотел действовать опрометчиво в таком деле, которое грозило перерасти в международный конфликт, и поэтому пытался удостовериться в точности докладов пограничников. Однако инспекция на месте происшествия представителей 1-й армии и их выводы вызвали резкий протест заместителя наркома внутренних дел Фриновского. Тот считал вообще неправомерными какие-либо проверки действий пограничных войск, находившихся в ведении НКВД. Его поддержал другой представитель центра – заместитель наркома обороны Мехлис, который прибыл на Дальний Восток для личного участия в замене политсостава войск ДВФ. Регулярно информируя Москву по своим каналам связи, Фриновский и Мехлис еще больше подогревали недовольство Сталина, Ворошилова и Ежова действиями Блюхера.

После этого от Сталина поступило указание «о прекращении возни со всякими комиссиями и расследованиями и о точном выполнении решений советского правительства и приказов наркома обороны». Как утверждает стенограмма, 1 августа при разговоре по прямому проводу Сталин был вынужден задать вопрос Блюхеру: «Скажите, т. Блюхер, честно, есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами? Если нет у вас такого желания, скажите прямо, как подобает коммунисту, а если есть желание, я бы считал, что вам следовало бы выехать на место немедля».

К этому времени пограничники и разрозненные подразделения Красной армии, сдерживавшие натиск японской 19-й пехотной дивизии, уже почти полностью погибли.

Блюхера также обвинили в том, что он до самого последнего момента не давал команду на применение авиации «из опасения поражения корейского населения».

Наконец, в вину Блюхеру было вменено то, что 10 августа он отдал приказ о призыве в армию 12 возрастов, несмотря на то, что Главный военный совет в мае 1938 года принял решение о призыве в военное время на Дальнем Востоке всего лишь шести возрастов. «Этот приказ т. Блюхера провоцировал японцев на объявление ими своей мобилизации и мог втянуть нас в большую войну с Японией. Приказ был немедля отменен Наркомом».

С высоты сегодняшнего дня видно, что сухие строки стенограммы служат как бы зловещим предзнаменованием той катастрофы, которая случилась с Красной армией в июне 1941 года. Судьба Блюхера удивительно напоминает судьбу командующего Западным особым военным округом генерал-полковника Д. Г. Павлова. Немалая вина за неготовность Красной армии к отпору врагу лежала на самом Сталине, в частности из-за той нетерпимой атмосферы, которая сложилась в стране в результате репрессий. Именно в такой атмосфере, как ни парадоксально, пышным цветом процветало очковтирательство, безответственность и откровенное разгильдяйство, которые потом стоили больших жертв и преодолевались только благодаря героическим усилиям народа.

Непрерывный поиск «врагов народа» порождал недоверие высших инстанций к нижним и вызывал у подчиненных неуверенность в своих действиях. События на оз. Хасан показали, какую отрицательную роль в управлении войсками сыграли жесткая опека и прямая подмена командных инстанций в районе конфликта, происходившая по прямому указанию Москвы. В результате командиры действующих частей и соединений порой были вынуждены выполнять противоречивые и часто не вполне компетентные указания различных высоких начальников, не имевших полного представления о складывавшейся обстановке в районе боевых действий.

После хасанских событий японский генштаб был вынужден внести коррективы в разработанные ранее планы войны против СССР. В течение осени 1938 года был разработан новый вариант плана под кодовым наименованием «Хати-го» («Операция № 8»). Этот план был согласован с командованием Квантунской армии и предусматривал нанесение главного удара на западном направлении через Монголию с целью выхода к Байкалу.

Еще в 1932 году военный министр Японии генерал Араки Садао опубликовал брошюру «Задачи Японии в эру Сёва», в которой писал: «Мы считаем маньчжуро-монгольский вопрос важным потому, что, если мы не установим прочно своего престижа в Маньчжурии и Монголии, мы никак не сможем распространять великие идеалы, развивавшиеся на протяжении трехтысячелетней истории Японии. Япония не должна удовлетворяться только собственным расцветом, свои идеалы она должна распространять по всему Дальнему Востоку и далее по всему миру»^[415].

Это было идеологическим обоснованием военных планов японского руководства. Но были и соображения чисто практического свойства.

В первую очередь нужно было проверить действенность нового варианта оперативно-стратегического плана войны против СССР, снова испытать боеспособность Красной армии, а также готовность советского правительства выполнить свои обязательства по договору, заключенному с МНР 12 марта 1936 года. Первоочередной задачей также было угрозой силой заставить СССР отказаться от помощи Китаю и таким образом лишить Чан Кайши поддержки и склонить его к капитуляции.

С захватом японцами Маньчжурии в правящих кругах Японии появилась идея создания «буферных зон» в пределах Внутренней Монголии и северного Китая. Японское руководство всячески поощряло разного рода сепаратистские движения Монголии, официально считавшейся составной частью Китая. В то же время японский генштаб считал, что территория МНР используется силами китайского сопротивления для партизанской борьбы в Маньчжурии^[416], и намеревался положить этому конец.

После того, как в 1936 году основные силы китайской Красной армии совершили переход из юго-восточных провинций Китая в районы, граничащие с МНР (так называемый Особый район), захват Монголии стал рассматриваться в японском генштабе также как стратегическая операция, направленная на разрыв коммуникаций между Особым районом и СССР и в конечном итоге – на уничтожение вооруженных сил китайской компартии.

Кроме этого, после событий на оз. Хасан японскому генштабу нужная была «маленькая победоносная война», чтобы поднять в глазах западных держав престиж Японии и, в частности, создать выгодную для Японии обстановку на переговорах с Великобританией и США^[417].