Читать книгу - "Повседневная жизнь Калифорнии во времена "золотой лихорадки" - Лилиан Крете"

Эта идиллическая картина, написанная на основе воспоминаний и хроник, имеет и теневую сторону, которую, находясь в плену своих иллюзий, многие современники отказывались замечать. Жизнь в южной Калифорнии во многих отношениях несомненно была похожа на волшебную сказку. Но в волшебной сказке запах смерти смешивается с ароматом роз; там танцуют и поют, балансируют между весельем и грустью, нежностью и жестокостью, любовью и утратой. Там встречаются колдуны, оборотни и злые духи. Мир ранчо, как феерическая страна, был окружен границей, сотканной из туманов и химер.

Теневые стороны калифорнийской действительности — порок, насилие, алчность, невежество, духовная бедность. С 1850-х годов население Калифорнии жило в атмосфере насилия; преступления были самым обычным делом. Церкви и школы открывались с большими трудностями. Культура процветала далеко не везде. По статистике 1850 года, здесь не было ни газет, ни больницы, ни средней школы, ни библиотеки, ни протестантской церкви. Три католические церкви были рассеяны на громадной территории южной Калифорнии. Две трети населения — неграмотны. Только девять детей посещали школу⁽²²⁾.

Разумеется в Лос-Анджелесе, Санта-Барбаре, Монтерее было образованное общество, но остальное население пребывало во тьме невежества. И если Монтерею удалось сохранить в неприкосновенности свое очарование хорошего тона, то в Лос-Анджелесе были заметны все признаки пограничного мексиканского города. Игра, алкоголь, секс — вот три кита, на которых держалась жизнь большей части его жителей.

Золото, такое осязаемое, неотступно преследующее умы, вызвало приток большого числа мексиканцев — как честных крестьян, так и самых отъявленных преступников. Кроме банд конокрадов и похитителей скота, терроризировавших деревню, десперадос нападали на одиноких путников и на дилижансы — убивали и грабили, причем некоторые истребляли только гринго — врагов-победителей, путая терроризм с патриотизмом. А в Лос-Анджелесе в это время обосновывались убийцы, игроки и сутенеры. Этот Город Ангелов в начале 1850-х годов побил печальный рекорд по числу преступлений на тысячу жителей. 16 ноября 1854 года «Саузерн Калифорниа» писала: «Неделя прошла относительно спокойно. Убиты четыре человека — двоим размозжили головы и нанесли ножевые ранения, но это пустяки, которые мало кого волнуют»⁽²³⁾.

Город утонул в грязи. В домах кишели клопы. Умершие животные разлагались там, где их настигла смерть. Даже Плаза была превращена в настоящую свалку. Питьевая вода из реки Лос-Анджелес текла через город по каналам, которые называли «саньяс». В них горожане без зазрения совести бросали всякий мусор. А женщины продолжали стирать грязное белье в корытах, полвека назад поставленных на берегах каналов. В 1855 году на страницах «Лос-Анджелес Стар» прозвучал крик отчаяния: «Все позволяет иностранцу предполагать, что наши каналы построены исключительно для свалки туда нечистот и мусора, которые таким образом накапливаются в городе, а не для того чтобы служить источниками воды для горожан»⁽²⁴⁾.

В Негритянском квартале множились бордели, салуны и игорные дома. За столами монте и фараона делали ставки мужчины и женщины, готовые вынуть из кармана револьвер и воспользоваться им при малейшей угрозе. «Человеческая жизнь в этот период в Лос-Анджелесе совсем обесценилась»⁽²⁵⁾, — печально констатировал в 1853 году немецкий переселенец Гаррис Ньюмарк.

Негритянский квартал со своими ярко освещенными салунами и дешевым алкоголем скверного качества привлекал многочисленных «прирученных» индейцев, приходивших сюда тратить свой скудный заработок субботними и воскресными вечерами. С теми из них, кто работал на виноградниках, хозяева расплачивались водкой и каждый уик-энд в период сбора винограда устраивали попойки перед миссией Святого Габриеля. Они напивались до того, что валились с ног, охваченные бредовыми видениями, навеянными этой отравой, привозимой «белым человеком» и разрушавшей их душу и тело. Одни из них выли, как волки, другие жестоко дрались между собой.

На закате начальник полиции и его люди собирали их и запирали в коррале. А назавтра, поскольку они не имели возможности заплатить штраф за нарушение порядка, их, как рабов, выставляли на продажу. «Их обычно продавали на неделю, — сообщает Хорас Белл, — а покупали владельцы виноградников и другие предприниматели, по цене от одного до трех долларов, или за третью часть того, что они получили бы в конце недели, работая батраками…»⁽²⁶⁾