Читать книгу - "Советско-польские войны. Военно-политическое противостояние 1918-1939 гг. - Михаил Мельтюхов"

7 мая был парафирован, а 22 мая подписан «Стальной пакт» между Германией и Италией. 23 мая, выступая перед военными, Гитлер четко обозначил основную проблему германской внешней политики — стремление вернуться в число «могущественных государств», для чего требовалось расширить «жизненное пространство», что было невозможно «без вторжения в чужие государства или нападения на чужую собственность». Германии было необходимо создать продовольственную базу на Востоке Европы на случай дальнейшей борьбы с Западом. С этой проблемой был тесно связан вопрос о позиции Польши, которая сближалась с Западом, не могла служить серьезным барьером против большевизма и являлась традиционным врагом Германии. Фактически признав ошибочность ставки на соглашение с Польшей и ее вовлечение в Антикоминтерновский пакт, Гитлер заявил, что поэтому следует «при первом же подходящем случае напасть на Польшу», обеспечив нейтралитет Англии и Франции. Далее Гитлер сделал обзор возможных дипломатических комбинаций и высказал общие соображения на случай войны с Западом, в которых в общем виде была сформулирована программа достижения Германией гегемонии в Европе.^[460] С этого момента главной целью германской внешней политики стало достижение изоляции Польши.

8 июня в ходе очередных англо-французских военных переговоров было решено, что союзники не будут помогать Польше, постараются удержать Италию от вступления в войну и не станут предпринимать контрударов по Германии. В ходе англо-польских переговоров выяснилось, что Англия не станет поставлять в Польшу новейшую технику, а просимый Варшавой кредит был урезан с 50 до 8 млн. фунтов стерлингов. Позиция Англии сводилась к тому, что Польша не получит помощи, но, когда война будет выиграна, ей возместят ущерб.^[461]

6 июня Франция сообщила СССР, что Польша не против англо-франко-советского договора, но «быть четвертым не хочет, не желая давать аргументы Германии» и «надеется на расширение торговли с СССР».^[462] 9 июня Варшава уведомила Лондон, что «не может согласиться на упоминание Польши в англо-франко-советском договоре о взаимопомощи. Принцип оказания Советским Союзом помощи государству, подвергшемуся нападению, даже без согласия этого последнего мы считаем в отношении Польши недопустимым, в отношении же прочих государств—опасным нарушением стабилизации и безопасности в Восточной Европе. Установление объема помощи Советов, по нашему мнению, возможно единственно путем переговоров между государством, подвергшимся нападению, и СССР».^[463] Понятно, что подобные заявления не улучшали советско-польских отношений. Если в ходе советско-польских торговых переговоров Польша не пошла на урегулирование вопроса о транзите и он был отложен на будущее, то теперь советская сторона 9 июня отказалась от его обсуждения.^[464] Убедившись в нежелании Варшавы идти на соглашение с Москвой, советская сторона вновь вернулась к своей традиционной политике, направленной на недопущение германо-польского сближения. Хотя, конечно, основное внимание СССР в это время уделял контактам с Англией, Францией и Германией. В Ходе тайных и явных англо-германских контактов весной — летом 1939 г. Лондон пытался достичь соглашения с Германией, которое позволило бы консолидировать Европу, а Берлин старался получить гарантии невмешательства Англии в дела Восточной Европы. Естественно, СССР внимательно следил за маневрами Лондона и Берлина и старайся своими контрмерами недопустить нового англо-германского соглашения, справедливо расценивая его как главную угрозу своим интересам.

Весной — летом 1939 г. Англия и Франция вновь старались найти приемлемую основу соглашения с Германией, используя для давления на Берлин угрозу сближения с СССР. Однако было совершенно очевидно, что они не горели желанием иметь Москву в качестве равноправного партнера — это полностью противоречило их внешнеполитической стратегии. Не случайно в конце июля Англии довела до сведения Германии, что переговоры с другими странами «являются лишь резервным средством для подлинного примирения с Германией и что эти связи отпадут, как только будет действительно достигнута единственно важная и достойная усилий цель—соглашение с Германией».^[465] Понятно, что в этих условиях, как показали переговоры в Москве, Англия и Франция не собирались соглашаться с тем, чти Советский Союз наряду с ними получит право определять, когда Германия действует как агрессор. Именно этим и объяснялась бесплодная дискуссия по вопросу об определении «косвенной агрессии». В итоге взаимной подозрительности и неуступчивости сторон англо-франко-советские переговоры к середине июля фактически провалились.

Однако открытое признание этого факта лишило бы Англию и СССР средства давления на Германию, поэтому 23 июля Лондон и Париж согласились на предложенные советской стороной военные переговоры. Не случайно состав англо-французских военных делегаций был не слишком представительным, а их инструкции предусматривали, что «до заключения; политического соглашения делегация должна… вести переговоры весьма медленно, следя за развитием политических переговоров».^[466] Относительно Польши в инструкциях отмечалось, что «непосредственная помощь Польше со стороны британских и французских сил почти невозможна», но «поляки не желают вступать в непосредственные отношения с Россией в мирное время с целью подготовки сотрудничества во время войны» они утверждают, что это явилось бы провокацией по отношению к Германии. Мы рассматриваем это как предлог, поскольку настоящая причина заключается в том; что они опасаются быть вынужденными согласиться на использование русских войск в Польше. Они боятся, что не смогут в дальнейшем избавиться от этих войск и помешать «коммунизации» польских крестьян… Совершенно очевидно, что если и можно будет побудить поляков принять русские воздушные силы и материалы, то во всяком случае они не желают иметь русских солдат на своей территории».^[467]

Все еще надеясь достичь договоренности с Германией, английское правительство не желало в результате переговоров с СССР «быть втянутым в какое бы то ни было определенное обязательство, которое могло бы связать нам руки при любых обстоятельствах. Поэтому в отношении военного соглашения следует стремиться к тому, чтобы ограничиваться сколь возможно более общими формулировками».^[468] Неслучайно французская делегация имела полномочия только на ведение переговоров, а английская делегация вообще не имела письменных полномочий.^[469] Таким образом для англо-французской стороны речь шла о ведении бесплодных переговоров, которые было желательно затянуть на максимально долгий срок, что могло, по мнению Лондона и Парижа, удержать Германию от начала войны в 1939 г. и затруднить возможное советско-германское сближение.