Читать книгу - "Курьезы холодной войны. Записки дипломата - Тимур Дмитричев"

Вновь глубоко затянувшись сигаретой, которую ему удалось удержать между пальцами, несмотря на активные взмахи руки, и ещё продолжая смеяться, Леонид Ильич наклонился, опираясь спиной на коридорную стену, чтобы лучше рассмотреть подмётки своих ботинок из кремлёвского распределителя. Для получения более ясного обзора предмета его сосредоточенного внимания ему пришлось выворачивать каждую подошву одну за другой с некоторым ёрзаньем склонённого корпуса по стене-опоре, чтобы предотвратить возможное падение. Раздававшийся до сих пор его смех вдруг резко оборвался, что, очевидно, должно было свидетельствовать о том, что острый взгляд генерального секретаря обнаружил нечто совершенно несмешное на конце своих нижних конечностей.

После короткой паузы, связанной с изучением положения на месте, вызвавшим весь состоявшийся комический эпизод, раздалось лёгкое кряканье, затем послышались тяжёлые вздохи, и наконец позвучало громкое, но благодушное восклицание: «Не могу поверить! Никто не поверит!» Выразив таким образом свои чувства в отношении характера выявленной им проблемы, Брежнев решил сё устранить путём втаптыванья своих ботинок в паркетный пол правительственной виллы. Эти корректирующие движения вдоль коридора в моём направлении вскоре привели его прямо к тому месту, где я стоял, наблюдая разворачивавшиеся передо мной сцены в исполнении главного руководителя второй сверхдержавы мира. Леонид Ильич остановился прямо около меня и, даже прежде, чем я успел поприветствовать его своим «доброе утро», он, забыв о своём собственном приветствии, начал изливать недовольство сапожниками из кремлёвской мастерской. «Вот вы посмотрите, полюбуйтесь, что они сделали с моими ботинками в этой их спецмастерской!» — возмутился Брежнев довольно энергично, но совсем беззлобно, глядя прямо мне в глаза, словно ища сочувствия и поддержки.

На тот день я был ему известен уже года полтора, в течение которого я, как и несколько других коллег, время от времени получал задания нашего МИДа переводить для него или вести записи бесед на различных переговорах, встречах, приёмах и других официальных мероприятиях, проходивших в Кремле, помещениях ЦК КПСС, государственных особняках и в других местах в зависимости от обстоятельств.

«Вы это видите? — спросил меня генеральный секретарь, опираясь на стену коридора и показывая мне одну за другой погнутые металлические набойки на каблуках своих ботинок. — Я только вчера вечером получил эти ботинки из мастерской и даже не посмотрел на них, — продолжал он. — Что мне с ними теперь делать? Сейчас уже слишком поздно заменять их на другие», — резюмировал он, как бы размышляя над возникшей проблемой, и вновь посмотрел на свои подмётки. Я в свою очередь наклонился к ботинкам Леонида Ильича, и теперь уже вместе и более внимательно мы стали разглядывать тот ущерб, который был причинён руками каких-то кремлёвских мастеров ботинкам главного руководителя нашей страны.

Более близкое и тщательное рассмотрение шагающей проблемы государственного значения открыло перед нами довольно грустную и неудобную для нормального перемещения картину: не только сами металлические набойки были прибиты к каблукам и подошвам под неправильным углом, но и использованные при этой операции гвозди, как показали уже первые сделанные генеральным секретарём шаги, оказались слишком короткими, чтобы плотно и надёжно прижимать набойки к нижним плоскостям ботинок. В результате такой работы мастеров кремлёвской спецмастерской все элементы сооружённого ими металлического устройства еле-еле держались на своих местах, причём освободившиеся от части гвоздей набойки свободно вылезали из-под ботинок с разных сторон, создавая многозвучный аккомпанемент любой попытке совершения шагов. Положение усугублялось ещё и тем, что получившаяся под ботинками конструкция производила определённый дестабилизирующий эффект, вынуждавший их носителя ковылять, вместо того чтобы позволять ему сохранять при ходьбе присущую большинству людей прямую и ровную походку.

Пока я лихорадочно соображал, как можно было бы разрешить эту государственную проблему, лежавшую абсолютно вне сферы моей компетенции, Брежнев, видимо, в целях предоставления нам некоторой передышки до нахождения какого-то выхода, вынул из кармана своего костюма пачку «Филиппа Мориса», предложил мне сигарету и зажёг для себя новую. Данное отвлечение продолжалось совсем коротко, так как генеральный секретарь вновь вернулся к занимавшему наши мысли предмету.

«Знаете, — сказал он, возобновляя разговор, — ведь в самом деле нельзя поверить! Думаю, что никто себе и представить не может, что эти наши сапожники у нас в спецмастерской не могут прибить набойки на пару самых обыкновенных ботинок, чтобы не обойтись без халтуры». Вынеся это веское суждение, Брежнев сделал паузу, глубоко затянулся сигаретой и направил густую струю голубоватого дыма к высокому потолку. «И для кого?! — продолжил он, задавая риторический вопрос, в котором проскользнула лёгкая нотка досады с привкусом обиды. — Ив какое время!» — быстро добавил он, будто неожиданно вспомнив о том, где мы были и по какому случаю.

«Леонид Ильич, — рискнул я, высказывая пришедшую мне в голову идею возможного решения занимавшей нас проблемы, — а может, вам попросить вашего помощника организовать привезти вам как можно быстрее другую пару ботинок… Вы могли бы переобуться в неё во время первого же перерыва в переговорах… Иначе вам придётся носить эту целый день…» Изложив своё соображение, я поднял глаза с находившейся на полу проблемы на лицо генерального секретаря в надежде встретить одобрение посетившей меня мысли.

«Я тоже об этом подумал, — сказал Брежнев, констатируя удачное для меня совпадение наших мыслительных усилий в поиске подходящего выхода из обувного тупика. — Да, пожалуй, надо так и сделать… Верно… Я ему сейчас так и скажу… — продолжал он. — А где же он сейчас может быть?.. Куда-то здесь все подевались?.. А сколько сейчас уже времени?» И в поисках ответа на прозвучавший вопрос мы оба одновременно посмотрели каждый на свои часы, которые показывали, что было ещё рано до назначенного времени прибытия на совещание наших участников переговоров. «Ну, значит, я пришёл слишком рано… Ладно… Пойду-ка я пока найду своего помощника насчёт замены ботинок…», — заключил Брежнев, готовясь направить свои неуверенные шаги в обратную сторону к своим апартаментам.

Когда он стал поворачиваться на своих ненадёжных ботинках, они тут же напомнили ему о том неприятном, неловком и просто смехотворном положении, в котором он оказался, особенно в контрасте с важностью предстоявшей встречи и того достойно приличного облика, которого она требовала. «Нет, так и идти-то нельзя», — в сердцах произнёс главный руководитель нашей страны после всего нескольких трудных шагов и остановился в своём перемещении. «Леонид Ильич, — обратился я с ещё одной идеей, быстро подойдя к месту обувной аварии и глядя на высовывавшиеся в нескольких местах из-под его ботинок металлические набойки. — Если вам поставить каблук вашего правого ботинка под углом к полу и ударить им об пол так, чтобы удар пришёлся на соскакивающую набойку, то тогда эта набойка может или совсем отлететь, или силой удара встанет примерно на своё место…» «Вы действительно думаете, что из этого что-то может получиться?» — спросил меня с некоторым сомнением Леонид Ильич. «Да не совсем, — ответил я, не испытывая особого желания принимать на себя ответственность за возможно нежелательный исход предложенного мной довольно нецивилизованного, если не сказать просто варварского, радикального решения. — Но всегда можно попробовать… И потом, этим здесь вряд ли можно сделать хуже, чем уже есть», — отреагировал я, теша себя надеждой на быструю ликвидацию этой затянувшейся проблемы с помощью предложенного радикального решения.