Читать книгу - ""Сыны Рахили". Еврейские депутаты в Российской империи. 1772-1825 - Ольга Минкина"

Примечательна, вероятно, восходящая к семейному преданию трактовка отношений Перетца с петербургской еврейской общиной в книге его правнуков В.Н. и Л.Н. Перетцев. Несомненно, описание «подпольной борьбы» петербургских евреев с «вольнодумцем» Перетцем, якобы являвшейся одной из причин его разорения^[744], было связано с общей тенденцией работы, однако можно усмотреть в ней и отголоски реальной ситуации. Перетц противопоставлялся, с одной стороны, Ноткину, «стремившемуся к обособлению евреев», с другой стороны, хасидам, «неприязнь» к которым «обошлась ему дорого»^[745]. Упрекая С.М. Дубнова и Ю.И. Гессена в пристрастном отношении к Перетцу, его правнуки не менее пристрастны в своей апологетической трактовке его жизни и взглядов^[746]. Отсутствие в соответствующем разделе книги ссылок на источники является косвенным свидетельством того, что здесь авторы, вероятно, основывались на семейном предании.

В отдельных источниках, восходящих к описываемому периоду, отношение к Перетцу как в еврейском, так и в российском обществе выглядит несколько иначе. В записи о смерти его дочери Мирьям в пинкасе погребального братства Шклова Перетц именуется почетным титулом «учитель наш»^[747]. Данного звания могли лишить за проступки против общины (например, доносы) либо за недостаточно строгое выполнение религиозных предписаний. Запись в пинкасе свидетельствует, что Перетц сохранял его по крайней мере до 1810 г. Что же касается отношения к Перетцу в российском обществе, то весьма показательны слухи, ходившие в марте – апреле 1812 г. в Москве. Говорили, что Перетц (в данном документе фигурирующий как «Периц») «подкуплен Наполеоном, чтоб в вино [т. е. поставляемую им российской армии водку, «хлебное вино»] подмешать яду, и на основании следствия Периц посажен в крепость»^[748]. Сюжет о «еврее-отравителе» (причем «отравление» понималось как в прямом, так и в переносном смысле) являлся со Средних веков одной из универсальных мифологем в восприятии евреев их христианским окружением. Данная мифологема была активизирована массовым сознанием, подогревавшимся официальной пропагандой накануне войны. При этом негативные коннотации, связанные с образом «чужого», были автоматически перенесены на одного из самых известных российскому обществу представителей еврейства. Отметим, что именно в этот период Державин писал свои «Записки». Знаменитое обвинение, что «Сперанский был всецело предан жидам чрез известного Перетца»^[749], следует рассматривать в идеологическом контексте ситуации, сложившейся в связи со ссылкой Сперанского^[750]. Иной характер носили слухи о Перетце, отразившиеся в отосланном А.А. Аракчееву в феврале 1813 г. донесении о настроениях в столице. «Публика вздумала сказать», что «Перец (sic!), оставя закон предков, принимает христианскую религию»^[751]. При этом автор донесения счел нужным указать на полную неправдоподобность такого поворота событий. В данном случае направленность слухов не так очевидна, как в предыдущем: неясно, одобряла «публика» возможное намерение Перетца или же осуждала «коварного» еврея, готового даже на крещение ради повышения своего социального статуса.

Совокупность рассмотренных выше источников позволяет предположить, что Перетц, несмотря на свои усилия по интеграции в российское общество, продолжал оставаться для него абсолютно «чужим». Более того, на Перетца проецировались негативные стереотипы, связанные с евреями в целом. Аналогичная ситуация имела место с Ноткиным, который и в прошении московских купцов о высылке евреев в 1790 г.^[752], и во «Мнении»^[753] и «Записках» Державина выступал воплощением всех негативных качеств, приписывавшихся евреям. В то же время оба деятеля сохраняли высокий статус в еврейском обществе, не пошатнувшийся из-за их тесных контактов с христианским окружением. Даже крещение Перетца не означало полного разрыва его связей с еврейством. Так, он продолжал вести переписку с родственниками на древнееврейском языке^[754], а Й. Цейтлин, отец умершей в 1813 г. первой жены Перетца, оставил ему немалую сумму по завещанию^[755].