Читать книгу - "Фавориты Екатерины Великой - Нина Соротокина"

В то время как Дмитриев-Мамонов выяснял с императрицей свои любовные дела, вторая турецкая война была в самом разгаре, а шведская на подходе, так что «паренёк» выбрал «вполне подходящее» время, чтобы испортить императрице настроение.

Вторая война с Османской Портой началась сразу после того, как Екатерина вернулась из путешествия в Крым. Турки увидели в демонстрации русскими своих военных сил, да ещё в присутствии иностранных государей, себе угрозу и спровоцировали начало военных действий. Началось всё как обычно: русского посла Булгакова заключили в Семибашенный замок, а дальше всё покатилось по накатанным рельсам.

Ни турки, ни русские не были готовы к войне. Императрица сильно нервничала, Потёмкин остался в Новороссии, она считала, что ей не с кем посоветоваться. 12 сентября 1787 года она подписала Манифест о войне. Храповицкий в «Дневнике» обозначил настроение государыни в этот день коротким словом: «Плакали».

Иосиф II после некоторых колебаний примкнул к России. Греческий проект ещё не выветрился из головы австрийского императора, и он надеялся вместе с Екатериной на раздел Турции. Главнокомандующим русской армии был назначен Потёмкин, боевой генерал Румянцев уже выполнял на войне вспомогательную роль.

Д.Ф. Масловский, признанный авторитет в делах военной стратегии, писал о Потёмкине: «Командуя войсками всего южного пограничного пространства, созданными им военными поселениями, начальствуя им же возрождённым краем, заведуя иррегулярными войсками и, наконец, управляя почти 14 лет делами Военной коллегии, Потёмкин является главнокомандующим по праву, безусловно незаменимым при тогдашних обстоятельствах и вполне ответственным перед историей за последствия его специально-военной и административной деятельности в период от конца 1-й и до начала 2-й турецкой войны». Так-то оно так, но в начальный период военных действий дела наши шли из рук вон плохо. Н.И. Павловский не военный стратег, но в своей оценке очень точен: «Кажется, менее всего Потёмкин Таврический прославился в качестве полководца. […] Если бы его не окружали блестящие полководцы, среди которых первенствовали А.В. Суворов и П.А. Румянцев, если бы князя не поддерживала и не воодушевляла императрица, когда тот пребывал в растерянности, то ход военных действий мог принять совсем другой оборот».

Война началась блестящей победой Суворова у Кинбурна, а потом пошли неудачи. Потёмкин большие надежды возлагал на русский флот, он направил его на разведку и поиск турецких судов, но случился шторм, который очень потрепал наши корабли. Один фрегат пропал без вести, другой с сорванными мачтами был отнесён к турецким границам и захвачен неприятелем. Остальные корабли с порванными парусами с трудом вернулись в Севастопольскую бухту.

Неудача ли первой экспедиции или застарелые болезни тому виной, но Потёмкин впал в жуткую депрессию. В письмах он жаловался Екатерине, что «спазмы мучили», что он «в слабости большой», тут же сообщал, что флота практически нет, и добавлял философски: «Бог бьёт, а не турки». Ответ императрицы: «Молю Бога, чтоб дал тебе силы и здоровья и унял ипохондрию. Проклятое оборонительное состояние. Я его не люблю. Старайся поскорее оборотить в наступательное: тогда тебе да и всем нам легче будет». Потёмкин не внял советам, он всё видел в чёрном свете и даже предлагал оставить Крымский полуостров, то есть увести оттуда наши войска «для сосредоточия сил».

Вот этого Екатерина уже никак не могла принять, в письмах она тверда, уверена в себе: «…ты нетерпелив, как пятилетний ребёнок, между тем как дела, порученные тебе в сие время, требуют непоколебимого терпения». Да и куда девать флот севастопольский? — удивляется императрица. «Прошу ободриться и подумать, что бодрый дух и неудачу покрыть может». Но «бодрый дух» явно оставил Потёмкина, от него иногда неделями не было никаких вестей. Потом он собирался с духом для очередного послания: «Хочу в уединении и неизвестности кончить жизнь, которая, я думаю, не продлится». Князь просил отставки и передачи полномочий Румянцеву. Но армия Румянцева в Бессарабии тоже находилась в плачевном состоянии. Что оставалось делать Екатерине? Отставку Потёмкину она не дала и продолжала бодрые увещевания: «…Ничего хуже не можешь делать, как лишить меня и империю низложением твоих достоинств человека самонужного, способного, верного, да притом и лучшего друга».

Уговорила-таки Потёмкина, а тут и болезнь несколько отступила. Князь решил овладеть Очаковом, и началась долгая, длительная изнурительная осада. Потёмкин осторожничал, тянул дело, всё ждал особо благоприятных условий. Сам он лез в самое пекло и не раз подвергал свою жизнь опасности. Но для главнокомандующего личная храбрость совсем не главное. Потёмкин появился под Очаковом в сентябре 1788 года, Екатерина рассчитывала, что к ноябрю крепость будет взята, но конца осады не было видно.

Греческий проект ещё не выветрился из головы императрицы. В понятие этого проекта входило — поднять православный мир Средиземноморья против Турции, а в помощь им хорошо бы повторить победу русского флота в Чесменской битве. Для этого нужна была самая малость — отправить балтийский флот в Средиземное море, но этой фантастической идее не дано было осуществиться. Балтийский флот понадобился непосредственно на месте, Швеция объявила войну России. Густав III грозился захватить Петербург и опрокинуть на Исаакиевской площади статую Петра I.

Теперь Россия вела войну на два фронта. В декабре 1788 года Очаков с очень большими потерями был взят. Победу, по общему мнению, обеспечил Суворов, но он был ранен в бою и в последнем штурме не участвовал. Вся слава досталась Потёмкину. Екатерина была в восторге. В честь победы при Очакове была выбита медаль, Потёмкину она пожаловала осыпанный алмазами фельдмаршальский жезл, наградила его орденом Святого Георгия I степени, ещё были подарки денежные — всего не перечесть. Екатерина ждала, что «друг сердечный» тут же примчится в Петербург, но Потёмкин в столицу не поехал, а направился в Яссы, потом в Бендеры. Там князь устроил себе роскошную жизнь, о которой уже было написано. «Зимние квартиры» были уготовлены и армии. Один праздник в Яссах сменялся другим, красавицы толпились у трона главнокомандующего, он исполнял каждую их прихоть, летели курьеры во все концы за изысканными винами, экзотической едой и духами для прелестниц.

К удивлению императрицы, он опять попросил отставки, ссылаясь на то, что «успокоить дух пора». Он не боялся работы — «бдения на нескольких тысячах верстах границ», не боялся неприятеля, но остерегался своих внутренних врагов. «Злодеи, коих я презираю, но боюсь их умыслов; сия шайка людей неблагодарных, не мыслящая, кроме своих выгод и покою, ни о чём, вооружённые коварством делают мне пакости образами. Нет клеветы, чтобы они на меня не возводили». Потёмкин явно несамокритичен. Опиши «злодей» один день князя Таврического в Яссах или Бендерах, вот тебе и клевета. Императрица и на этот раз не дала Потёмкину отставку.