Читать книгу - "Молодая Екатерина - Ольга Игоревна Елисеева"

Бестужев отчасти сам подставил покровителя: он был ревностным сторонником обнародования брака Елизаветы с Алексеем Григорьевичем и не скрывал этого от императрицы. Напротив, усерднейше доносил ей о пользе подобного поступка. А таковой вел к пересмотру вопроса о наследнике. Елизавета же считала важным для стабильности царствования сохранить права на корону за племянником. Одним своим существованием он делал ее собственное пребывание на престоле легитимным, подтвержденным целой системой завещаний и международных договоров.

Однако Петр очень подводил тетку. Если бы у великого князя уже появились дети, это укрепило бы трон. А так, бездетный, он выглядел в глазах подданных спорным наследником. К тому же и поведение его не красило. Не исключено, что сплетни о бесплодии и импотенции царевича специально раздувались Бестужевым с целью подтолкнуть государыню к выгодным для партии Разумовских шагам.

Поэтому ссору августейшей тетки и племянника из-за бани, произошедшую на первой неделе Великого поста, не следует вырывать из контекста описанных событий. С Мясоеда Елизавета закипала, наблюдая, как приходят в неявное, но жестокое столкновение ближайшие к ней люди. Раздражение она привыкла вымещать на великокняжеской чете, благо те жили замкнуто. И вот в начале Поста разразился скандал, во время которого Петру припомнили и заговор прошлого лета, и странную, прямо-таки скопческую жизнь с женой. А скрытой причиной нагоняя служило давление, которое императрица испытывала со стороны лиц, заинтересованных в смене наследника.

Вот как разворачивались события. «Мы с великим князем стали говеть, – рассказывала Екатерина. – Я послала Чоглокову испросить у Ее Величества позволения пойти в баню в дом Чоглоковых… Ни великий князь, ни я – мы не смели выходить из дому даже на прогулку без позволения императрицы». Чоглокова принесла царевне разрешение и сказала наследнику, что тот сделал бы приятное тетке, если бы тоже пошел в баню.

Это предложение Петр принял в штыки, заявив, что «он никогда раньше в бане не был и считал посещение ее одним предрассудком». Обер-гофмейстерина упрекнула его в недостатке уважения к воле государыни. Великий князь весьма резонно возразил, что «пойти в баню или не пойти ни в чем не нарушало уважения». Спор сделался жарким. Марья Симоновна осведомилась, «знает ли он, что императрица могла бы его заключить в Санкт-Петербургскую крепость… Великий князь при этих словах задрожал и в свою очередь спросил ее, говорит ли она ему от своего имени или от имени императрицы». Тут Чоглокова заявила, что «ему следовало помнить о том, что случилось с сыном Петра Великого по причине его неповиновения». Царевич сбавил тон, и его следующие слова были почти просительными. «Великий князь… сказал ей, что он никогда бы не поверил, что он, Герцог Голштинский и в свою очередь владетельный князь, которого заставили приехать в Россию вопреки его воле, мог здесь подвергнуться опасности такого постыдного с ним обращения и что если императрица не была им довольна, то ей оставалось только отослать его обратно на родину. После того он задумался, стал большими шагами ходить по комнате и потом начал плакать».

Со стороны произошедшее казалось абсурдом. Стоило ли угрожать человеку крепостью за то, что тот не хочет сходить в баню? Позднее царевна связала сцену с делом Батурина, и для нее все встало на свои места: «Намеки были с расчетом направлены на то, чтобы дать почувствовать великому князю все неразумие его поведения».

Часто не обращают внимания на то, что Чоглокова была не просто обер-гофмейстериной. Двоюродная сестра Елизаветы, она тоже приходилась Петру теткой и многие вещи говорила по-семейному. На следующий день она явилась от государыни и принесла ответ племяннику: «Ну, так если он столь непослушен мне, то я больше не буду целовать его проклятую руку». Великий князь уперся: «Это в ее воле, но в баню я не пойду, я не могу выносить ее жары»³⁵⁶.