Читать книгу - "Гений войны Рокоссовский - Владимир Дайнес"

По требованию Рокоссовского в частях и соединениях тщательно изучались директивы Ставки ВГК № 002443 «Об улучшении организации наступления» и № 002442 «О порядке разгрома противника в опорных пунктах» от 29 сентября, а также директива № 002490 «О порядке использования реактивной артиллерии от 1 октября 1941 г.[226]

При организации наступления предписывалось принимать решение только после проведения командирами всех степеней личной, тщательно организованной командирской рекогносцировки противника и местности. Особое внимание следовало уделять маскировке войск и их боевому обеспечению на направлении главного удара, организации взаимодействия всех родов войск, своевременному доведению боевых приказов и распоряжений до подчиненных штабов и проверке их выполнения. Эти, казалось бы, прописные истины должен был знать каждый командир, окончивший военное училище и военную академию. Однако опыт предшествовавших боев показал, что именно в этих вопросах допускались существенные ошибки, за которые приходилось расплачиваться большой кровью.

Не были новостью и способы разгрома противника в опорных пунктах, тем более что имелся опыт войны с Финляндией, когда приходилось прорывать сильно укрепленную оборону. Но, несмотря на это, командиры подразделений, частей и соединений при наступлении стремились первыми эшелонами окружить опорные пункты противника, развертывая против них все свои силы, расходуя немало средств, боеприпасов и времени. При этом части и соединения несли излишние потери и нередко останавливались, подставляя себя под фланговый контрудар противника. В этой связи Ставка ВГК требовала: при наступлении против опорных пунктов противника их обходить, не ввязываться с ними в бой, стремительным движением вперед отрезать их от остальных частей обороны противника и оставлять в своем тылу; изолированные опорные пункты противника, лишенные поддержки остальных частей обороны, следовало уничтожать вторыми эшелонами и резервами наступающих соединений и частей, не допуская их отхода, широко применяя ночные действия истребительных отрядов.

Опыт использования в июле – сентябре боевых машин М-8 и М-13 (установки реактивных минометов «Катюша») показал, что они недооцениваются командным составом и нередко применяются совершенно неправильно. Поэтому Ставка ВГК приказала дивизионы и батареи М-8 и М-13 применять только по крупным разведанным целям (скопление пехоты, моторизованных частей, танков, артиллерии и по переправам). В директиве Ставки ВГК особо подчеркивалось: «Все боевые машины М-8 и М-13 считать совершенно секретной техникой Красной Армии. Поэтому эти машины и боеприпасы к ним ни в коем случае не должны попасть в руки врага. К этим машинам во всех условиях боевой обстановки наряжать постоянно надежное и сильное наземное прикрытие. Ответственность за сохранение тайны возложить на командующих фронтами и армиями».

Рокоссовский, контролируя ход оборонительных работ и боевой учебы, целыми днями находился в частях, добираясь до переднего края. Здесь он обходил окопы, беседовал с бойцами, расспрашивал их, как они питаются, есть ли письма из дому, давно ли мылись в бане. Очень внимательно беседовал Константин Константинович и с командирами. Его интересовало все: как устроен быт на передовой, чувствуют ли себя командиры уверенно в бою, не обидел ли кто его подчиненных, не нужно ли чем помочь. Всегда чуткий к человеческому несчастью, командарм очень остро реагировал в тех случаях, когда встречал клевету и несправедливость.

Однажды прокурор армии во время доклада попросил санкции командарма на предание суду военного трибунала старшины, обвиняемого в мародерстве. Разговор происходил в присутствии члена военного совета Лобачева.

– Мародерство? – переспросил командарм, откладывая в сторону оперативную сводку. – Странно… Доложите подробнее.

– Старшина роты похитил в колхозе Ярцевского района две швейные машины.

– И что сделал с ними? Отправил домой?

– Нет, насколько можно судить по материалам, оставил при себе.

– Оставил при себе, в роте? Швейные машины?

– Да.

– Тут что-то не так… Как считаешь, комиссар?

Лобачев уже был знаком с этой манерой командарма величать его «комиссаром», когда Рокоссовский встречался со случаем, задевавшим его.

– Может быть, послушаем старшину, Константин Константинович? В нашей 16-й армии еще до войны стало правилом: не отдавать военнослужащего под суд, пока командир или комиссар не поговорят с ним.

– Правильно. Доставьте старшину к нам, – приказал Рокоссовский.

Спустя некоторое время в штаб привели старшину.

– Расскажите, как было дело, – сказал Рокоссовский.

– Товарищ генерал, полк на Ярцевской мануфактуре бязи получил. Для всех бойцов по лишней паре нательного белья сшить можно, да не на чем. Я и отправился в колхоз, к председателю обратился: выдели, мол, для нужд Красной Армии пару швейных машин. Он со мной по избам пошел. Одна колхозница согласилась: «Бери, сынок, у меня на войне и муж, и сыновья». Только я погрузил машинку на подводу, а тут другая несет тоже. Я взял и у нее. Отвез к себе, рубашки уже шить начали. А тут: мародерство…

Рокоссовский повернулся к прокурору.

– Так что же? Это мародерство? Старшину надо благодарить, поощрить надо. За инициативу. А вы, товарищ прокурор, простите меня, в деле не разобрались и сразу – под суд! – И он повторил, стуча ребром ладони по столу: – Не ра-зо-бра-лись! Приказываю немедленно старшину освободить. – И, обращаясь к Лобачеву, добавил: – Алексей Андреевич, укажите, пожалуйста, комиссару дивизии, чтобы не допускал произвола! Вы только подумайте! Народ заботится об армии, а тут…

В то время как войска 16-й армии совершенствовали свою оборону, противник готовился к новому наступлению на Москву.