Читать книгу - "Век Наполеона. Реконструкция эпохи - Сергей Тепляков"

Болезни любви были тогда серьезной проблемой. Их знали две – гонорея и сифилис. Армию сопровождали проститутки, да к тому же в захваченных с боем городах солдаты брали женщин силой – это был один из обычаев войны.

Еще в середине XVI века эпидемия сифилиса вынудила людей задуматься о средствах защиты: итальянский врач Габриэль Фаллопий (кстати, это именно в его честь маточные трубы называются фаллопиевыми) изобрел прототип презерватива – чехол из льняной ткани, который он замачивал в специальном химическом растворе и затем высушивал. Фаллопий в своей книге «О французской болезни» писал о том, что проверил свое устройство на 1100 человеках, и, пишет, никто не заболел. По всему выходит, что болен был сам Фаллопий, умерший в 39 лет. Французы деликатно называли изобретение Фаллопия «un petit linge» («маленький кусочек ткани» – прямо как маленькое черное платье Шанель), и под этим названием упоминали в романах и пьесах.

Впрочем, кроме льна, презервативы делали и из кишок животных. В 1666 году Английский Комитет по Рождаемости впервые назвал этот предмет «кондон», что было уже близко к нынешнему названию «кондом».

Из-за цены презервативы в начале XIX века были предметом некоторой роскоши – пользовались ими средний и высший классы, к каковым солдаты не относились. Неудивительно, что по отчету Дарю «венериков» в Первую Польскую кампанию в госпиталях было почти 16 процентов, а в Русском походе эти болезни будто бы свели в могилу около 15 тысяч французских солдат (по числу убитых – прямо Бородино какое-то).

Лечение любовных болезней в те времена отнимало порой не меньше сил, чем болезнь: тот же сифилис, например, лечили солями ртути, втираниями серой ртутной мази (хорошо всасываемой через кожу), арсенатом или йодидом калия и другими препаратами, способными вместе с болезнью убить и больного. Однако выбора не было – либо рисковать и лечиться, либо не иметь контактов с противоположным полом. Некоторые, и правда, предпочли последнее – например, Жан-Жак Руссо будто бы утешался мастурбацией.

Одним из знаменитых сифилитиков той эпохи был Стендаль: он заразился при первом же сексуальном опыте в 1800 году и с перерывами мучился всю жизнь. (Возможно, именно ослабление организма во время лечения сделало Стендаля таким впечатлительным – когда он попадал в красивые города, у него от этой красоты перехватывало дыхание, кружилась голова и даже начинались галлюцинации – в медицине это получило название «синдром Стендаля»).

Гонорея была известна еще с античных времен и тогда же получила свое название, которое в переводе на русский означает «семяистечение». Симптом был известен, а вот причины болезни – нет (возбудителя гонореи – бактерию диплококк – только в 1879 году открыл известный немецкий дерматовенеролог Альберт Людвиг Нейссер). Пишут, что Наполеону было трудно мочиться, в 1815 году для него это превратилось в целый процесс. Между тем один из признаков гонореи – задержка мочи из-за страха болей во время мочеиспускания.

Злопыхатели пишут, будто Наполеона не миновал и сифилис, указывая на чесотку, донимавшую его под Тулоном, как на один из признаков. Маршан приводит слова Наполеона, объяснявшего происхождение своей чесотки иначе: «Рядом со мной упал убитый артиллерист; я схватил его банник, чтобы стрельба из моего орудия не приостанавливалась, но заодно заразился от артиллериста чесоткой». (Это же объяснение дает в своих мемуарах Меневаль).

Другое указание на любовную болезнь есть у Андре Кастелло в биографии «Сын Наполеона»: ссылаясь на отчет прусского генерала Вальдбурга-Трушесса, сопровождавшего Наполеона на остров Эльба, Кастелло пишет, что император лечил себя от «любовной болезни» сам, прямо в карете, на глазах у вынужденных попутчиков. (Напомню, что тогдашние препараты надо было втирать в кожу). Врач императора пояснил Вальдбург-Трушессу, что заразился Наполеон еще зимой 1813 года в Париже. Кастелло относится к этому воспоминанию пруссака интересно: будто бы сомневается, но тут же указывает, что наличие «любовной болезни» отлично объясняет, почему Наполеон в первые дни апреля 1814 года не призвал к себе в Фонтенбло Марию-Луизу с сыном – «любовная болезнь означала измену, которую пылкая эрцгерцогиня, безусловно, ему никогда бы не простила».

Многие биографы полагают, что, соединившись с семьей, Наполеон имел неплохие шансы на сохранение французского престола за своей династией: при воцарении Наполеона Второго регентшей становилась Мария-Луиза, что должно было устраивать императора Франца, ее отца. Проект этот тем более вероятен, что император Александр Первый симпатий к Бурбонам не питал: он шел к Парижу через Аустерлиц, Тильзит, Бородино, Москву и Лейпциг, в то время, как они без особых хлопот и лишений просто ждали своего часа. Однако вместо того, чтобы призвать Марию-Луизу к себе, Наполеон постоянно оставлял решение за ней, зная при этом, что его жена «сделана из воска». В конце концов она покорилась силе обстоятельств: для Наполеона Первого это кончилось островом Святой Елены, для Марии-Луизы – герцогством Пармским, а для Наполеона Второго – титулом герцога Рейхштадского и смертью в 21 год. Если Наполеон, и правда, был болен и из-за этого опасался встретиться с Марией-Луизой, то он в полном смысле слова проебал – иначе не скажешь – и империю, и свою жизнь.

Если предположить, что в роду Наполеонов отлично знали об этом, тогда легко объяснить энтузиазм, проявленный Наполеоном Третьим (сын Луи Бонапарта и Гортензии Богарнэ), увидевшим на Всемирной выставке 1855 года в Париже процесс вулканизации резины, и первым делом организовавшим производство дешевых презервативов. Но история опять посмеялась над Наполеонами: первая массовая пропаганда «резинок» началась в немецкой армии, которая в 1870 году разгромила французов под Седаном и взяла в плен Наполеона Третьего.