Читать книгу - "Тайны смерти русских писателей - Виктор Еремин"

Прежде всего следует сказать, что Пушкин был не единственным в Петербурге, о ком распространяли подобные пасквили, отношение к ним в обществе было соответствующее — посмеялись и забыли. Биографы поэта слишком преувеличивают значение этого писания в последующих событиях — из-за анонимок не вызывали на дуэль! Как справедливо отмечал A.B. Трубецкой, «в то время несколько шалунов из молодежи, — между прочим Урусов, Опочинин, Строганов, мой consin, — стали рассылать анонимные письма по мужьям-рогоносцам. В числе многих получил такое письмо и Пушкин. В другое время он не обратил бы внимания на подобную шутку и, во всяком случае, отнесся бы к ней, как к шутке, быть может, заклеймил бы ее эпиграммой». Но дела приняли несколько иной оборот.

Особенность данной анонимки заключается в том, что при ближайшем рассмотрении она оказывается в не меньшей степени направленной против царствующей фамилии Романовых, чем против A.C. Пушкина. Уже один этот факт свидетельствует о том, что дипломат талейрановской школы^[146] (I), ученик Меттерниха^[147] и профессиональный служака с более чем двадцатилетним стажем работы на политическом поприще, каковым был барон Геккерен, никогда, ни при каких условиях и ни за какие награды ничего подобного позволить себе сочинить и организовывать распространение сочиненного не осмелился бы — на худой конец он сочинил бы что-то не менее действенное и пакостное, но без оскорбления особ монаршего дома. На то он и был высококлассным дипломатом при самых крупных европейских дворах, чтобы в любых своих действиях в первую очередь руководствоваться именно мнением и возможной реакцией монархов. Посланная Пушкину и его друзьям анонимка для дипломата однозначно становилась карьерным самоубийством, поскольку уже со времен Даниэля Дефо в серьезных державах, каковой бесспорно являлась и Россия, были налажены и контрразведка, и политический сыск и императору ничего не стоило выяснить, кто является автором и распространителем в придворных кругах антиправительственных писаний. Геккерен дураком или самоубийцей никогда не был, да и просто так отдаваться на милость Пушкину или кому-либо иному явно не собирался. Изощренные же построения особо ретивых пушкиноведов на тему сексуальных извращений посланника и его отчаянной борьбы за свое «маленькое счастье в постели Дантеса» свидетельствуют лишь об извращенности самих авторов этих построений, не способных отличить собственные комплексы от психологии европейского дипломата постнаполеоновской Европы.