Читать книгу - "Пионеры воздушных конвоев. Малоизвестные страницы войны - Григорий Киселев"

– Есть, товарищ полковник, всё будет сделано в лучшем виде. Разместим лучше, чем у американцев…

Семён Яковлевич сидел в своём кабинете и работал с документами. Вдруг из коридора послышался голос санитарки:

– Едут, едут!

Главврач выглянул в окно и увидел, как во двор въезжают две оленьи упряжки, в которых лежали запакованные в меховые покрывала члены экипажа самолёта, потерпевшего аварию и их сопровождающие. Он накинул на себя полушубок и выскочил на улицу, где быстро организовал разгрузку и прибывших в больнице. Крючкова и Сорокина, поскольку им требовалось длительное лечение, разместили в одной палате, а бортрадиста в другой.

После приёма раненых главврач больницы и по совместительству хирург Семён Яковлевич Юрский с врачом-терапевтом – своей дочерью Соней – и фельдшером старшиной Куряковым осмотрели прибывших.

– Я думаю, что по результатам осмотра нужно проинформировать коменданта аэродрома, ведь ему нужно докладывать по команде? – заметил главврач, выходя из палаты, не то утверждая, не то спрашивая.

– Да, вы правы, – согласился Куряков. – А вот и он.

И действительно, во входную дверь вместе с клубами пара ввалился комендант аэродрома.

– Ну и замечательно. Здравствуйте, прошу ко мне, – радушно приветствуя гостя и пожимая ему руку, пригласил доктор.

Когда все разместились в маленьком кабинете главврача, Семён Яковлевич произнёс:

– Кофе не предлагаю за его отсутствием, а вот чайком угощу.

– Спасибо, доктор. Чай распивать некогда, комдив ждёт моего доклада, – остановил его комендант. – Давайте к делу.

– Ну, что ж, как прикажете. Я доложу своё мнение, если коллеги со мной в чём-то не согласятся, попрошу их высказаться. Итак, мы имеем одного здорового, но уставшего и психологически несколько взволнованного от пережитого молодого человека. Его здоровью ничего не угрожает. Предлагаю дать ему возможность в течение недели отдохнуть, отоспаться, войти в нормальный режим питания – и в бой. Надеюсь, коллеги согласны со мной?

Старшина Куряков кивнул головой, но Соня, склонившая было голову в знак поддержки отца, внезапно подняла руку, в которой держала карандаш.

– Я бы не стала определять чёткую границу выписки. Будем наблюдать, а выпишем после его полного восстановления.

– Здесь главное не перелечить, – заметил комендант. – Вы, товарищи, хоть и гражданские, но не забывайте, что идёт война, и каждый человек – это боевая единица, они нужны в строю.

– Не волнуйтесь, – заметил главврач, – я называл недельный срок как крайний, надеюсь, что мы в него уложимся.

– Ничего, ничего, лечите, сколько будет нужно, – успокоил комендант. – А как ситуация с ранеными?

– С ранеными не всё понятно. У Крючкова закрытый перелом голени, наложим гипс, думаю, месяц-другой – и станет на ноги. Летать будет. А вот с Сорокиным сейчас сказать ничего не могу. Ясно одно, мы имеем серьёзную травму лица, возможен перелом носа, а возможна и черепно-мозговая травма, снимем бинты, проведем осмотр и только после этого я смогу сделать какой-то прогноз о состоянии пострадавшего.

– А вы его ещё не осматривали? – удивился комендант.

– Мы сделали только первичный, внешний осмотр. Под повязку не лезли. Сейчас для него простая перевязка равносильна операции. Если судить по внешнему виду, его лицо – это сплошное кровавое месиво, к которому присохли бинты. Без подготовки мы их снимать не стали. Но, уверяю вас, завтра, в первой половине дня, я доложу полную картину.

– Хорошо, доктор, спасибо. Куряков обеспечит вам всё необходимое. Нуждаться вы ни в чём не будете. Если понадобятся медикаменты, которых нет у нас – закажем, привезут от союзников, они тоже чувствуют свою вину за эту аварию. Если появится вопрос, который не сможет решить наш «начмед», звоните мне.

Комендант поднялся, давая понять, что разговор окончен. Он простился и вышел, пригласив с собой Курякова, а оставшиеся врачи взялись за работу.