Читать книгу - "Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны следствия - Филипп Шенон"

У Лейна, говорила она, «есть много документов, свидетельских показаний, данных под присягой, доказывающих, что сын не виновен в убийстве президента Кеннеди».

Рэнкин живо представил себе, какой фурор поднимется в прессе, если такие обвинения станут достоянием общественности: мать Освальда обвиняет его вдову в причастности к заговору. «Нас интересует все, что вам известно», – сказал Рэнкин, пытаясь ее утихомирить. Он попросил ее позвонить ему – за счет комиссии, – когда она соберется с мыслями и решит поехать в Вашингтон. Наутро он послал ей телеграмму с формальным приглашением явиться в Вашингтон в следующий понедельник – все расходы будут оплачены.

Миссис Освальд сообщила репортерам в Форт-Уэрте, как она рада, что едет в Вашингтон и как много ей нужно сделать, чтобы подготовиться. Она начала собирать документы – письма, телефонные счета, пожелтевшие газетные вырезки, – которые, как она считала, докажут невиновность ее сына.

В понедельник утром, 10 февраля, она прибыла в здание Организации ветеранов зарубежных войн в сопровождении Лейна и Джона Ф. Дойла, вашингтонского адвоката, нанятого комиссией в качестве ее официального представителя, которого рекомендовала местная коллегия адвокатов. К большому облегчению комиссии, миссис Освальд согласилась принять услуги Дойла, и это означало, что Лейн терял право присутствовать на допросе7.

Конгрессмен Форд вспоминал, что присутствие миссис Освальд «начало ощущаться, как только она переступила порог конференц-зала». Поначалу она произвела на него сильное впечатление. «Если бы я увидел ее на улице, я бы сказал: “Вот сильная и целеустремленная женщина”». Ему запомнилось, что в руках она сжимала «огромную черную сумку, которая, как оказалось, исполняла роль сейфа с документами. Она была битком набита письмами и газетными вырезками»8.

В начале допроса Уоррен пообещал ей быть справедливым.

– Я собираюсь попросить вас для начала рассказать все, что вы знаете в отношении этого дела, так, как вам удобно, полностью располагая своим временем, – начал Уоррен.

– Да, Ваша честь, – ответила она, – я очень хотела бы это сделать.

С этими словами она начала долгий, почти непрерывный монолог, продолжавшийся три дня. На вопросы она, как правило, отвечала невпопад. В ее речи то и дело всплывала фраза: «А вот это важно». Казалось, пробил ее звездный час. Ее сыновья знали, что она всегда об этом мечтала, – и вот наконец перед ней внимательная аудитория, состоящая из людей, облеченных властью, и среди них председатель Верховного суда США, который обязан выслушать ее до конца. Им «оставалось только сидеть смирно и слушать все, что она говорила», хотя ее показания представляли собой «путаницу, граничащую с бессвязным бредом», рассказывал Форд. Позднее он пришел к выводу, что она была попросту «чокнутой».

Маргерит Освальд подробно рассказала о себе и своих сыновьях и только потом перешла к обвинительной части своего выступления: ее сноха была замешана в заговоре с целью убийства президента, и к этому заговору были причастны два агента Секретной службы, охранявшие ее после убийства.

– Секретная служба состоит в заговоре? С кем же? – недоверчиво переспросил Уоррен.

Миссис Освальд:

– С Мариной и миссис Пейн – этими двумя женщинами. Ли подставили, и весьма вероятно, что эти два агента из Секретной службы тоже были причастны.

Рэнкин:

– В каком заговоре участвовали эти два человека?

Миссис Освальд:

– Убийство президента Кеннеди.

Рэнкин:

– Вы полагаете, что двое агентов Секретной службы, Марина и миссис Пейн участвовали в этом заговоре?

Миссис Освальд:

– Да, я так считаю.

Доказательства, говорила она, будут найдены в подробностях финансовых соглашений Марины о продаже ее автобиографии, ибо все выглядит так, будто она знала заранее о вознаграждении, о журнальных обложках, о книжных контрактах, если ее муж будет обвинен в убийстве президента. «У Марины все будет тип-топ, у нее уже все тип-топ, в финансовом отношении и не только».

Тут она вновь скатилась на жалобы. «А я никто, – воскликнула она. – Что со мной станется? У меня нет дохода. Я потеряла работу. Никто обо мне не подумал».

Рэнкин вновь спросил ее, какими доказательствами заговора она располагала.

– Сэр, у меня нет доказательств, – наконец призналась она, – у меня нет доказательств заговора агентов. У меня нет доказательств, что мой сын невиновен. У меня нет доказательств.

Рэнкин:

– У вас нет доказательств заговора?

Миссис Освальд:

– Никаких доказательств чего бы то ни было.

У Рэнкина могло сложиться впечатление, что он вот-вот услышит что-то важное, но через несколько минут миссис Освальд вновь принялась сыпать обвинениями в адрес Марины.

Форд рассказывал, что уходил с заседания без сил, несмотря на то что польза от этого дознания все же была. «Теперь у комиссии было отчетливое понимание непрочности отношений между членами этого семейства», что могло объяснить, почему Освальд с детства пребывал в таком тревожном состоянии, говорил Форд. Освальды были «разрозненной семьей»: узы, которые связывали этих людей, были обусловлены лишь «фактом рождения, не имеющим особого значения».

В заявлении для прессы Уоррен отрекомендовал показания миссис Освальд как недостойные внимания: они «не меняют картины в целом». Об обвинениях миссис Освальд в адрес снохи он предпочел умолчать.

Когда Маргерит Освальд позднее спрашивали, что она сказала комиссии, она уходила от ответа. Она по-прежнему хотела продать свою историю. «Мне же придется об этом написать, не так ли?» – говорила она, сообщила, что планирует встретиться с нью-йоркскими издателями по поводу книги и рассчитывает на аванс от 25 до 50 тысяч долларов[6]. «Не думаю, что мне понадобится нанимать писателя, – говорила она. – О нет, мне он не нужен. Полагаю, что я смогу попросту надиктовать мою книгу»9.

На следующий день миссис Освальд и Лейн вылетели из Вашингтона в Нью-Йорк, и Лейн рассказал репортерам, ожидавшим их в аэропорту Ла Гуардиа, что получил копии более чем двадцати документов из конторы окружного прокурора Далласа, которые послужат основанием для кампании миссис Освальд в защиту ее сына. Каким образом ему удалось достать эти документы, он не объяснял. «Кое-кто был настолько любезен, что сохранил их для меня, – сказал Лейн. – И мне хочется верить, что он сделал это легальным путем». Лейн не сказал ни слова о том, что это был Хью Эйнсворт, репортер из Далласа.

Лейн и миссис Освальд отправились в Нью-Йорк, чтобы провести сбор пожертвований на свою кампанию. Газета The New York Times сообщала, что на собрание в здании мэрии на Западной Сорок третьей улице на Манхэттене пришло около полутора тысяч человек, заплативших в общей сложности свыше 5 тысяч долларов за входные билеты. Они с восторгом приветствовали миссис Освальд, которая требовала справедливости для своего сына. Она вышла к собравшимся в траурном платье и рассказала, как в одиночку ведет борьбу: «Все, что у меня есть, – это смирение и искреннее уважение к нашему американскому образу жизни»10.