Читать книгу - "Пифагор - Игорь Суриков"

Складывается впечатление, что Пифагор и сам внес немалый вклад в формирование своего «прижизненного культа». В свидетельствах источников о нем немало упоминаний о разного рода чудесах, сверхъестественных явлениях. Выше мы позволили себе с иронической улыбкой отнестись к рассказу о том, как Пифагор прятался в некоем подземном убежище, а потом вышел и заявил, будто вернулся из царства мертвых. Нет, такими топорными методами репутация «существа, высшего, чем человек», разумеется, не приобретается. Пифагор действовал более тонко. Приведем несколько примеров. Читая о них, нужно все-таки памятовать, что в эпоху, о которой идет речь, — а это ведь в греческой истории «эпоха чудотворцев» — массы людей, в общем-то, были готовы к чуду, даже ждали его. Ну а на что есть спрос — на то всегда будет и предложение.

«Видом, говорят, он был величествен, и ученикам казалось, будто это сам Аполлон, пришедший от гипербореев. Рассказывают, что однажды, когда он разделся, у него увидели золотое бедро, а когда он переходил реку Несс, многие уверяли, что она воззвала к нему с приветствием» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. VIII. 11).

Да, вот это уж чудеса так чудеса! Человек, имеющий золотое бедро, да еще и способный запросто разговаривать с реками, — это уже не вполне человек.

Надо сказать, что реки в древнегреческой религии обожествлялись. Каждая река имела своего (одноименного) бога, в том числе и упомянутый Несс (в древнегреческом языке существительное «река» — мужского рода). Эти речные боги всегда почему-то изображались рогатыми. Так вот, из процитированного пассажа следует, что именно бог реки Несс заговорил с Пифагором. Увидел в нем равного? Божества рек вообще-то стояли на достаточно низкой ступени эллинского пантеона. Они и сравниться не могли с верховной дюжиной олимпийцев. Так, самой большой рекой собственно Греции был Ахелой. Но даже ее бог, согласно мифам, однажды был побежден Гераклом (в тот момент еще героем, не богом), который отломал у Ахелоя один рог.

Скажем так: боги рек стояли, в греческом понимании, где-то на уровне самых славных героев. Опять получается, что Пифагор воспринимался так, как воспринимались герои. Почему мы это так настойчиво подчеркиваем? Дело в том, что в вышеприведенном свидетельстве, кажется, содержится внутреннее противоречие. В его начале указано, что Пифагора принимали за самого Аполлона. В принципе, такие утверждения иногда встречаются в источниках. Но нам думается, что это преувеличение, гипербола. Аполлон — бог, да не просто бог, а один из самых чтимых, такой, перед которым эллины испытывали священный ужас. А мы уже видели, что с миром богов Пифагора все-таки не ассоциировали, ставя его несколько ниже.

Хотя, с другой стороны, религиозные представления вряд ли стоит поверять строгими законами логики. В сфере мифа, очевидно, неизбежны противоречия; можно сказать, что ими миф и живет, что неоднократно отмечалось специалистами по древним мифологиям^[127]. Пифагора могли неким иррациональным образом воспринимать и как героя, и как бога. Или, допустим, одни из его приверженцев видели в нем героя, другие — бога. Но, впрочем, не будем рассуждать голословно, а продолжим рассмотрение свидетельств.

«Он внушал такое удивление, что даже ближних его называли вещателями божьего гласа; сам же он в своем сочинении утверждает, что вышел к людям, пробыв двести семь лет в Аиде» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. VIII. 14). Тут опять отразилось представление о Пифагоре как о божестве: раз его ближние — носители божьего гласа, то, значит, сам он и есть бог. Далее упоминается о пребывании философа в Аиде (подземном царстве), причем со ссылкой на его сочинение. А ссылка эта — ложная, поскольку Пифагор письменных трудов не оставил. Несомненно, позже кто-то что-то написал и поставил авторитетное имя Пифагора. Этакий «плагиат наоборот», если можно так выразиться, — вещь довольно распространенная у античных греков. Вот так-то и рождались побасенки о том, как Пифагор сидел под землей.

Диоген Лаэртский еще довольно сдержан в перечислении чудес Пифагора. Другие биографы нашего героя, Порфирий и Ямвлих, описывают их куда более увлеченно.

«Если верить рассказам о нем старинных и надежных писателей, то наставления его обращались даже к бессловесным животным. В давнийской земле (область на юге Италии. — Я. С), где жителей разоряла одна медведица, он, говорят, взял ее к себе, долго гладил, кормил хлебом и плодами и, взявши клятву не трогать более никого живого, отпустил; она тотчас убежала в горы и леса, но с тех пор не видано было, чтобы она напала даже на скотину. В Таренте он увидел быка на разнотравье, жевавшего зеленые бобы, подошел к пастуху и посоветовал сказать быку, чтобы тот этого не делал (пифагорейское учение запрещало есть бобы. — И. С). Пастух стал смеяться и сказал, что не умеет говорить по-бычьи; тогда Пифагор сам подошел к быку и прошептал ему что-то на ухо, после чего тот не только тут же пошел прочь от бобовника, но и более никогда не касался бобов, а жил с тех пор и умер в глубокой старости в Таренте при храме Геры, где слыл священным быком и кормился хлебом, который подавали ему прохожие. А на Олимпийских играх, когда Пифагор рассуждал с друзьями о птицегаданиях, знамениях и знаках, посылаемых от богов вестью тем, кто истинно боголюбив, то над ним, говорят, вдруг появился орел, и он поманил его к себе, погладил и опять отпустил» (Порфирий. Жизнь Пифагора. 23—25).

Тут повествуется об особой группе чудес, связанной с животными. Пифагор представлен как человек, наделенный сверхъестественными способностями, имеющий власть и над животным миром и знающий «язык» зверей и птиц. Мотив этот, вообще говоря, весьма распространенный в религиозных традициях мира. Даже и в христианских преданиях мы неоднократно встречаем рассказы о подобного рода деяниях святых. Достаточно вспомнить хотя бы о Сергии Радонежском, к чьей уединенной лесной келье приходил медведь и смиренно принимал пищу из рук подвижника, или о Франциске Ассизском, который проповедовал птицам… Но именно применительно к Пифагору такие легенды выглядят особенно органичными. Ведь этот мыслитель в связи со своей идеей о переселении душ из тела в тело (причем душа человека после его смерти может перейти и в тело животного) подчеркивал глубинное родство мира людей и животного мира.

Тут же Порфирий упоминает уже известное нам «чудо с рыбами» (это эпизод, в котором Пифагор смог назвать рыбакам точное число рыб в их неводе). Чуть ниже сообщает он и о разговоре Пифагора с рекой, и о его золотом бедре, а также приводит примеры и еще некоторых чудесных событий:

«В один и тот же день он был и в италийском Метапонте, и в сицилийском Тавромении, и тут и там разговаривая с учениками; это подтверждают почти все, а между тем от одного города до другого большой путь по суше и по морю, которого не пройти и за много дней… А когда однажды друзья его, глядя на подплывший корабль, гадали, прицениваясь, о его товарах, Пифагор сказал: "Быть у вас покойнику!" — и точно, на подплывшем корабле оказался покойник. Бесконечно много и других рассказов, еще более божественных и дивных, повествуется об этом муже согласно и уверенно; короче сказать, ни о ком не говорят так много и так необычайно. Рассказывают также и о том, как он безошибочно предсказывал землетрясения, быстро останавливал повальные болезни, отвращал ураганы и градобития, укрощал реки и морские волны, чтобы они открыли легкий переход ему и спутникам…» (Порфирий. Жизнь Пифагора. 27—29).