Читать книгу - "Федор Чижов - Инна Симонова"

К сожалению, статья Чижова не увидела свет и осела в одной из архивных папок фонда Особенной канцелярии министра народного просвещения^[361].

О необходимости расширения внутреннего рынка России за счет включения национальных окраин в орбиту великорусских рыночных отношений славянофилы заговорили еще в начале 1858 года. Тогда в журнале «Русская беседа» была опубликована статья И. С. Аксакова «Украинские ярмарки». В ней на примере Украины раскрывалось значение окраинных областей России в общем торгово-промышленном развитии страны^[362].

Продолжая в «Вестнике промышленности» эту тему, Чижов живо откликнулся в конце 1859 года на известие об учреждении Беломорского и Северо-Двинского акционерного общества, приступившего к разработке богатств Северного края: «Устройство <акционерного> общества… должно радовать, как доказательство, что деятельность и предприимчивость проявляются не в одних столицах, которые до сих пор почти исключительно работали и за себя, и за провинции. Подобная сосредоточенность, вредная во всех отношениях, в особенности вредна в деле промышленности тем именно, что, стягивая все силы и выгоды к одним центрам, препятствует образованию в провинциях… новых капиталов, останавливает… дальнейшее развитие отдаленных от столиц краев… Многочисленным областям России… пора… пробудиться и приступить к промышленной деятельности»^[363].

Особенно внимательно следил Чижов за ходом развития южных окраин России. Но оттуда приходили малоутешительные известия: «Мы знаем, что наш юг, способный производить все, приносимое нам чужими кораблями из чужих стран, остается исполненным степями и пустопорожними, невозделанными землями; толкуем об этом чуть не десятки лет, а двинуло ли нас хотя на шаг это знание, покупаемое дорогою ценою бедности нашего народа и нашими ежедневными лишениями?»^[364]

Как шелковода, много сил отдавшего распространению нового подсобного промысла среди сельского населения, Чижова интересовало, насколько широко и прочно вошло шелководство в быт малороссиян. В одном из номеров «Акционера» он напечатал статью, критически оценивающую ситуацию с шелководством на Украине: «…в нашем южном крае воспитание шелковичных червей имеет много в будущем, — говорилось в ней. — Жаль, что Министерство государственных имуществ… решило, что вопрос этот вовсе не стоит внимания. Мы вообще любим везде только то, что быстро приносит выгоды или что дает возможность блеснуть отчетами. Поэтому и за шелководство сначала мы принялись, <думая>, что оно вот сейчас и откроет нам Калифорнию, даст сотни и тысячи пудов шелку. На деле вышло иначе — нельзя сказать неудачно, а просто-запросто… пошло так же, как шло оно и в других странах: медленно, то удачно, то с перемежками неудач; мы и встали в тупик. У нас не достает ни терпения, ни настойчивости, и кому же, как не тем ведомствам, которым близко сельское хозяйство, поддерживать частных деятелей?»^[365]

С началом Гражданской войны в США Россия почти полностью перестала получать американский хлопок, составлявший три четверти потребляемого русскими ткацкими фабриками сырья. Это не замедлило сказаться самым отрицательным образом на состоянии отечественной промышленности. В создавшейся ситуации «Вестник промышленности» предложил выход — закупать хлопок в пограничных с Россией азиатских государствах. «Авось теперь мы больше подумаем о хлопке в тех странах Азии, которые у нас под рукою… Пойдет в ход хлопок хивинский…»^[366]

Но среднеазиатский хлопок-сырец уступал американскому по качеству. Чтобы его улучшить, торговый дом Быковских в 1859 году послал в порядке эксперимента через бухарца Саида Маруфа два пуда американских семян, и уже через два года обратно в Россию было привезено десять пудов высококачественного хлопка нового урожая. Рассказывая об этом, «Акционер» советовал заинтересованным лицам шире внедрять машины Эли-Уайтнея, в тридцать раз сокращающие трудоемкие работы по очистке хлопка. Наладить производство этих машин предлагалось в самой России и затем вместе с обслуживающим их персоналом и необходимым для установки и ремонта слесарным инструментом отправлять в соседние азиатские страны.

Помимо торговли хлопком, обоюдную выгоду также представляло расширение вывоза из Средней Азии в Россию дешевых, по сравнению с ценами на европейских рынках, марены и шелка и экспорта из России в Среднюю Азию мануфактурных и заводских изделий, пользующихся большим спросом у местных жителей^[367].

Чижова отличала способность чутко улавливать насущные потребности и тенденции в развитии страны. В прошлом педагог, он был хорошо знаком с проблемами, стоящими перед системой народного образования и просвещения в России. Еще в 1840 году выступая за «народное, русское направление» в воспитании подрастающего поколения, он убеждал высшие слои общества в том, что «гувернантка — существо уродливое в быту человеческом»; рядом с ребенком в первые годы его жизни должна быть мать. Спустя семь лет эти мысли, высказанные в книге «Призвание женщины», получат дальнейшее развитие в его статье, опубликованной в «Московском литературном и ученом сборнике». На этот раз речь шла о роли воспитателя. «Истинно хорошим наставником… может и должен быть свой соотечественник, — писал Федор Васильевич. — Только он… собственным <своим> примером вольет в воспитанников непродажную любовь к родине, и только он будет уметь во всем открыть прекрасные стороны народа, особенно у нас, где иностранцы не могут видеть в нашем добром, прямодушном народе ничего, кроме грубости, невежества и даже, по их выражению, совершенного скотства. Пока наши молодые русские не будут воспитываемы русскими, до тех пор… многого будут стоить усилия, чтоб <они> в каждом из народа <смогли увидеть>… своего собрата, а не животное, не имеющее ничего с ними общего, кроме человеческого образа»^[368].

Вместе с тем Чижов был солидарен со своими соратниками-славянофилами, которые отнюдь не отвергали несомненную пользу благотворного заимствования западноевропейских достижений и опыта. «После совершившегося соприкосновения России и Европы, — говорил И. В. Киреевский, — уже невозможно предполагать ни развития умственной жизни в России без отношения к Европе, ни развития умственной жизни Европы без отношения к России. Задача русского просвещения состоит в том, чтобы „общеевропейское“ совпало с „нашею особостью“»^[369]. Об этом же было заявлено в программе славянофильской «Русской беседы», опубликованной в «Московских ведомостях» накануне выхода в свет ее первого номера: «Заимствовать как можно более у богатого сведениями Запада, с самобытностью усваивать себе все полезное»^[370].