Читать книгу - "Монсегюр и загадка катаров - Жан Маркаль"

Подобная концепция нашла отражение и в друидизме, в основном благодаря роли, выпавшей на долю Слова. В силу различных причин друиды не пользовались письмом, более доверяя устному способу передачи знаний. Именно Словом друид мог изменять мир, воздействуя как на дух, так и на материю (поскольку они были единым целым). С точки зрения кельта, друид по природе своей был Богом — в силу того, что все кельтские боги были друидами и наоборот. Из «Записок о галльской войне» Цезаря нам известно, что один из кельтских священнослужителей носил имя «Gutuater». Отрывок не вполне ясен, однако одно можно сказать точно: по всей видимости, один из соавторов Цезаря, Гирций, принял слово «gutuater» за имя собственное, в то время как оно было нарицательным, что впоследствии подтвердилось благодаря исследованию надписей. «Gutuater», образованное от корня «guth» («слово», «речь»), означает «Отец Слова»; тот же корень можно найти в слове, означающем в Ирландии колдовские чары, — «гейс», страшный прием, дающий Слову неограниченную способность созидания.

Итак, основополагающим элементом в религии катаров можно считать Слово. Не будем забывать, что помимо нескольких простых обрядов, таких как consolamentum, в основном катары воздействовали на умы окружающих проповедями. Их письменное наследие невелико, поскольку в большей степени совершенные действовали Словом, сохранив о себе память как об умелых красноречивых ораторах. Слово помогало обращать окситанцев в свою веру и передавать свою доктрину. Совершаемые богослужения не обходились без проповедей, общая направленность которых вполне соответствовала сказанному в Евангелии от Иоанна. Истинный совершенный, «чистый среди чистых», — это Ангел, услышавший глас Божий. Послание Бога катар стремится передать тем, кто еще не сумел достичь того духовного уровня, благодаря которому можно понять то, о чем говорит Всевышний. Дева Мария, занимающая особое положение в учении катаров, смогла услышать Бога (следовательно, ей удалось достичь этого уровня). Такая трактовка положила начало размышлениям о сущности Девы, что впоследствии привело католиков к догмату о непорочном зачатии.

Итак, вот то общее, что есть в доктринах катаров и друидов: значимость Слова как одного из божественных проявлений, Слова творящего и воссоздающего. Не будем, правда, забывать то, что умение творить мир было присуще и Сатане, владевшему «искусством Слова», однако его творениям все же чего-то недоставало. Умение создать и воссоздать мир принадлежало лишь Богу. Это отражено даже в мифе о потопе (правда, в этом случае предание обросло историческими реалиями, скрывшими от нас его первоначальный смысл).

Сходным в учениях катаров и друидов оказывается не только их отношение к Слову. Обратимся к другому ключевому понятию, имеющему не меньшую значимость как в символической мифологии совершенных, так и в друидической доктрине: это понятие Света. Бог в понимании катаров, манихеев и маздеистов является царем царства Света. Разумеется, в христианском вероучении Богу приписываются те же свойства — это бог Света, подтверждение чему мы вновь находим в Евангелии от Иоанна: «В Нем (в Слове) была жизнь, и жизнь была свет человеков; и свет во тьме светит, и тьма не объяла его». Далее святой Иоанн говорит о себе («Он пришел для свидетельства, чтобы свидетельствовать о свете, дабы все уверовали через Него»), после чего продолжает: «Был Свет истинный, который просвещает всякого человека, приходящего в мир. В мире был, и мир через Него начал быть, и мир его не познал». Если мы правильно поняли смысл его слов, то перед нами не что иное, как идентификация Света и Слова.

Вопрос, который мы затронули, оказывается не столь простым, как может показаться на первый взгляд: чтобы решить его, необходимо вернуться к теории созидания, бытовавшей у катаров в начале XIII века. «Католические теологи противопоставили обычное действие «facere» («делать», то есть сотворить некую вещь из имеющегося материала) действию «creare» («созидать», или сотворить некую вещь «из ничего», «ex nihilo»), в то время как для катаров такого различия не существовало. Термины «facere» и «creare» в основном были для них эквивалентными. Бог — это «creator sive factor», «созидать» или «делать» для катаров всегда означало «создавать, отталкиваясь от предыдущей, ранее существовавшей субстанции»^[40]. Похоже, что эта концепция не вписывается в рамки традиционной логики, включающей в себя закон исключенного третьего, согласно которому истинно или само высказывание, или его отрицание — третьего не дано.

Тем не менее катары настаивали на извечном существовании некой субстанции, некоего абсолютного небытия, которое будет оставаться таковым до тех пор, пока за него не возьмется творец, создатель. И вот здесь им на помощь приходит религия маздеистов: катары заимствуют из их учения образ вечного и нетленного Света, субстанции, давшей начало всему сущему. Инородная традиция легко прижилась у катаров, поскольку трактовка маздеистов прекрасно подходила к учению о царстве Света, родине падших ангелов, то есть человеческих существ. Итак, все началось с того, что первоначальный Свет «объял самого себя», распространяясь повсюду и создавая различные формы, сумевшие сохранить в себе частицы той светлой энергии, которая дала им жизнь. Можно было бы сравнить эту концепцию с сугубо научной теорией Большого взрыва, путем которого произошла Вселенная. Рассеянные в пространстве частицы не были сотворены ex nihilo, поскольку они принадлежали первоосновной материи — или, говоря словами катаров, скрытому Свету, который ждал своего часа, чтобы «вырваться на свет». Как мы видим, совершенных не обошло стороной и гностическое учение об эманации. Созидание, по мнению катара Жана де Люжио, неотделимо от создателя, как лучи солнца немыслимы без светила: все созданное в этом мире является эманацией Света-первоосновы.

Учение о Свете, творце и материи, повлияло не только на эсхатологические концепции или моральный кодекс катаров, но и на их речевой запас: в проповедях совершенных довольно часты упоминания о свете или белизне. Но не может ли быть столь частое упоминание света отголоском так называемого «солярного культа»? Это маловероятно: катары все-таки не маздеисты. Но тем не менее мифологии катаров присущ солярный характер, что сближает ее с кельтской традицией.

Однако прежде чем утверждать то, что учение кельтов относилось к религиям солярного типа, следует с предельной осторожностью изучить документы, на первый взгляд говорящие в пользу такого довода. В наше время многие «неодруиды» пытаются восстановить утерянный культ, проводя празднества в честь древних богов солнца (причем их церемонии проходят как в дни солнцестояния, так и в дни равноденствия). Так, например, они напомнили нам, что день святого Иоанна Крестителя (25 июня по григорианскому стилю) когда-то был кельтским празднеством, уходящим корнями в седую древность. Однако заметим, что костры, зажигавшиеся в день святого Иоанна, являются наследием древнейших цивилизаций, не имеющих ничего общего с кельтской культурой, появившейся гораздо позднее. Это подтверждают и документы, так или иначе упоминающие о кельтах: ни в одном из них нет ни слова об этом празднике, проходившем в день солнцестояния. Кельтские празднества обладают отличительной особенностью: от солнцестояния или равноденствия их всегда отделяет сорок дней. Таким образом, известные праздники кельтов приходились на начало ноября, февраля, мая и августа. Памятники солярного типа (такие, как Стоунхендж или мегалитический ансамбль Карнака) оставила после себя цивилизация, появившаяся на свет гораздо раньше, нежели племена галлов и бриттов. Досадно, что личности, столь усердно изображающие друидов, упустили из виду этот важный, исторически подкрепленный факт: это лишь бросает тень на их «родственную связь с друидами». На самом деле все, что в друидическом культе и в кельтской мифологии относится к солнцу, может являться наследием предшествующей культурной традиции, впоследствии более или менее усвоенной кельтскими племенами.