Читать книгу - "Убийство Царской Семьи и членов Романовых на Урале - Михаил Дитерихс"

4) Застежка с бриллиантиками для подвеса какого-то украшения.

5) Две разломанные частицы от какого-то золотого украшения.

6) Одна топазина и осколок от другой такой же, видимо – от длинного ожерелья.

7) Складная карманная рамка Государя Императора с тремя кусочками разорванной фотографии Государыни Императрицы, когда она была еще невестой.

8) Три разломанных и разбитых образка, носившихся на шее: один – Николая Чудотворца, другой – святых Гурия, Самона и Авива и третий – нельзя разобрать. С ними 28 кусочков разрушенной эмали от этих образков.

9) Застежка для галстука.

10) 35 пистончиков от шнуровки корсетов или лифчиков, 15 кнопок от женских платьев, 14 петель и 18 крючков разной величины от мужской и дамской одежды, 2 пуговицы, 4 винтика и 2 гвоздика от хорошей обуви.

11) Пряжка от женского пояса.

12) Черная бархатная ленточка.

13) Вставная верхняя челюсть доктора Боткина.

14) Два осколка зеленого хрусталя от флакона и пробка с императорской короной. Флакон принадлежал Государыне Императрице.

15) Две револьверные пули автоматического револьвера.

16) Три осколочка ручной гранаты.

17) Малая шанцевая лопата, которой, видимо, работали убийцы.

Все эти вещи были найдены сильно обгорелыми и поржавевшими. Все они подлежали экспертизе, исследованию и предъявлению сведущим лицам, о чем и будет сказано в следующем отделе этой главы. Пока обращало на себя внимание, что золотые вещи находились с явными следами порубки; это не были изломы – совершенно ясно было, что их рубили. Сильным ударам подвергались, видимо, и топазы, на что указывает найденный осколок; если жемчужина могла расколоться, просто когда на нее наступили ногой, то топазина от такого давления не расколется: нужен был сильный удар по ней чем-нибудь твердым и тяжелым.

Нельзя не отметить также найденных шейных образков; на одном из них сохранился собственной ручной работы Государыни мешочек, связанный из малиновых ниток ириса, со следами, какие остаются на нитках при долгой носке изделия на теле. Принадлежность этих образков членам Царской Семьи устанавливается целым рядом свидетелей из лиц, состоявших при них в Тобольске и ранее: Чемадуров, Тутельберг, Иванов, Тегелева, Эрсберг. Представляется, следовательно, что тела убитых, привезенных к шахте в районе Ганиной ямы, ранее окончательного сокрытия их раздевали почти донага, так как иначе снять или сорвать нательные образки не представлялось возможным.

Далее обращает внимание тождественность предметов, найденных в самой шахте, с предметами, найденными вне шахты, на поверхности земли, но вблизи шахты – там, где были костры. Так как, за исключением нательных образков, почти все предметы, оказавшиеся в шахте, носили явные следы предварительного нахождения их в огне, то ясно, что в шахту они были брошены умышленно, как бы от разброски кострищ, скрывая следы таковых. Следовательно, те, кто сжигал вещи, одежду, обувь членов Царской Семьи, вовсе не руководились какими-либо симулятивными целями, как о том говорили в городе, а, наоборот, хотели скрыть и свое деяние, как скрывали и самый факт убийства всей Царской Семьи.

Наконец, наиболее ярко, и потому с еще большим сознанием ужаса, останавливалось внимание перед найденными остатками сожженных корсетов, и именно шести корсетов трех разных размеров. Число корсетов определялось точно шестью парами передних застегивающихся планшеток; возрастной размер корсетов вытекал из длины как этих планшеток, так и других найденных металлических корсетных костей. Шесть корсетов соответствовали шести женским телам, которые могли быть привезены сюда на грузовом автомобиле из Ипатьевского дома: Государыни Императрицы, Великих княжон Ольги, Татьяны, Марии и Анастасии Николаевен и Анны Демидовой.

9. В доме Ипатьева, в буфете столовой, были найдены все те, наиболее дорогие для Семьи иконы, которые были вывезены ею с собой из Царского Села и частью получены в Тобольске от разных лиц. В числе этих 57 икон три имели надписи, сделанные Григорием Распутиным. Вот эти надписи:

а) на иконе с изображением лика Спаса Нерукотворного в 1908 году Распутин написал: «Здесь получишь утешение»;

б) на иконе Благовещения Пресвятой Девы в 1910 году им написано: «Бог радует и утешает (о чем) извещает (как и об этом) событии (и в) знак дает цвет»;

в) на иконе с изображением Божьей Матери «Достойно есть» в 1913 году Распутиным написано: «Благословение достойной Имяниннице Татьяне на большую любовь во христианстве, а не в форме».

Надписи приведены в исправленном виде: Распутин же пишет страшно безграмотно, соединяя иногда два-три слова в одно, а иногда, как это видно на второй иконе, пропускает слова, отчего разобрать его рукописи довольно трудно.

Не касаясь совершенно в настоящей части этой книги значения Распутина как оружия, выдвинутого определенными партиями и кругами общества для своих гнусных политических целей, о чем будет речь в третьей, последней части этой книги, здесь, исходя из приведенных надписей Распутина, нельзя, вспоминая весь тот ужас грязи, которой общество заливало Царскую Семью в ее отношении к Распутину, отказаться от желания напомнить честному русскому христианину слова апостола Павла к Коринфянам: «Но боюсь, чтобы как змей хитростью своею прельстил Еву, так и ваши умы не повредились, уклонившись от простоты во Христе».

10. Вещи, собранные в помещении бывшего областного совета, в здании Волжско-Камского банка, оказались в главной массе принадлежавшими графине Гендриковой, Е. А. Шнейдер, генералам Татищеву и Долгорукову. Здесь разборкой и увозом вещей распоряжались председатель облсовета Белобородов, его товарищ еврей Сафаров, два делопроизводителя братья Толмачевы и секретарь прапорщик Мутных, а после них – два сторожа: Лылов и Новоселов и буфетчица Балмышева.

Вещей осталось значительно больше, чем в доме Ипатьева; осталось и немного предметов, белья, одежды, обуви и даже некоторые драгоценные вещи в общем на сумму несколько тысяч рублей, если даже не больше. И что особенно ценно – остались все дневники Анастасии Васильевны Гендриковой, письма Государыни Императрицы и Великих княжон к ней и много различных заметок и вырезок из журналов и газет, сделанных Анастасией Васильевной и генералом Долгоруковым.

Лылов рассказывал, что разбиравшиеся в сундуках и чемоданах вышеназванные чины совдепа очень торопились, спешили и интересовались не столько вещами, сколько самими сундуками, так как они, выбросив вещи на пол, набивали их драгоценностями и деньгами из кладовой. Вещи же, по-видимому, растащили уже потом разные бывшие служащие областного совета. Это характерно в том отношении, что слишком бросается в глаза разница в действиях одной части руководителей советской власти в Ипатьевском доме от другой части таких же руководителей в помещении Волжско-Камского банка. Там в каждом действии Исаака Голощекина и Янкеля Юровского проглядывает идея, обдуманность, цель; здесь, у Белобородова, еврея Сафарова, братьев Толмачевых, прапорщика Мутных, – простой грабеж наиболее ценного имущества, чужого добра. Там – тщательное уничтожение своих следов, следов своего деяния, здесь – выставление напоказ характерной, общей большевистской черты – грубого произвола. Там – кощунственное отношение ко всякой святыне: поломанные образа, сожженные иконы, разбитые флаконы со святой водой, святыни, выброшенные в помойку; здесь – все священные предметы остались неприкосновенными, не тронутыми, не оскверненными руками исчадий еврейского народа.