Читать книгу - "Бальзаковские женщины. Возраст любви - Сергей Нечаев"

История эта почти уникальная. В феврале 1832 года Бальзак получил письмо из Одессы. Оно было подписано: «Чужестранка». Почерк и слог письма явно выдавали «женщину из высшего общества». В конце года Чужестранка вновь прислала ему письмо, но и на этот раз она не пожелала назвать себя. Смущаясь и не решаясь открыть своего имени, она просила Бальзака подтвердить через газету «Ля Котидьенн» свое желание переписываться с ней.

Заинтригованный Бальзак в декабре 1832 года дал в этой газете короткое объявление:

«Месье Б… получил предназначенное ему письмо. Он только сегодня может известить об этом при посредстве газеты и сожалеет, что не знает, куда адресовать ответ».

Эвелина Ганская

После этого таинственная корреспондентка, тогда еще и не подозревавшая, что написанное от скуки послание французскому литератору станет для нее началом длительной любовной интриги, написала ему:

«Я с радостью получила „Ля Котидьенн“ с вашей запиской. К моему большому огорчению, могу написать Вам очень коротко, хотя мне есть что сказать Вам… но я не свободна! К несчастью, почти все время я пребываю в рабстве… Я не хотела бы и впредь оставаться в неизвестности о том, что касается моих писем, и потому попробую придумать способ свободно переписываться с Вами, полагаясь на Ваше честное слово не искать встречи с той, что будет получать Ваши письма. Если узнают, что пишу Вам и получаю от Вас письма, — для меня все пропало».

Некоторое время спустя завеса тайны приоткрылась: Чужестранка рассказала, кто она. То была графиня Эвелина Ганская, урожденная Ржевузская, принадлежавшая к знатному польскому роду, тесно связанному с Россией. В 1819 году она вышла замуж за Венцеслава Ганского. Этот предводитель дворянства на Волыни был на двадцать два года старше ее.

Вот что рассказывает об этом А. Труайя:

«Ему принадлежат 21 000 гектаров земли и 3035 крепостных, его состояние оценивается в миллионы рублей, чету обслуживает сонм слуг. Французские состояния — мелочь в сравнении с этой восточной роскошью! Кажется, там все не знает границ — и души, и земли, и счета в банке, и страсти. Рядом с великолепной полькой Ганской маркиза де Кастри становится едва различимой».

Так начался «роман по переписке», который длился четырнадцать лет.

Через некоторое время Бальзак и мадам Ганская встретились. Для этого Бальзаку пришлось поехать в Швейцарию, в Невшатель, куда Эвелине Ганской удалось уговорить своего мужа вывезти ее для посещения родного города их гувернантки Анриетты Борель. Кстати сказать, вся их переписка шла через эту самую гувернантку (чтобы сохранить все в тайне, мадам Ганская предложила Бальзаку запечатывать письма в два конверта, указывая на верхнем имя мадам Борель), а встречи до поры до времени проходили в присутствии пожилого мужа, ничего не подозревавшего и польщенного вниманием известного писателя.

Эвелина, показавшаяся Бальзаку состоящей из одних достоинств, поразила его в самое сердце, и 12 октября 1833 года он написал своей сестре:

«Я нашел в ней все, что может польстить безмерному тщеславию животного, именуемого человеком, а ведь поэт, разумеется, наиболее тщеславная его разновидность; но почему я вдруг заговорил о тщеславии, нет, оно тут ни при чем. Я счастлив, бесконечно счастлив, как в мечтах, без всяких задних мыслей. Увы, окаянный муж все пять дней ни на мгновение не оставлял нас…

Но главное — это то, что нам двадцать семь лет, что мы на удивление хороши собой, что у нас чудесные черные волосы, нежная шелковистая кожа, какая бывает у брюнеток, что наша маленькая ручка создана для любви, что в двадцать семь лет у нас еще совсем юное, наивное сердечко…

Я уж не говорю тебе о колоссальных богатствах. Какое они имеют значение, когда их владелица — подлинный шедевр красоты!.. Я был просто пьян от любви».

И все-таки Бальзак не зря заговорил о тщеславии, ибо не только внешность Эвелины Ганской привлекла его.

У С. Цвейга по этому поводу читаем:

«Он, всегда мечтавший о любовном приключении с аристократкой, действительно нашел в ней женщину большого света, культурную, воспитанную, начитанную, владеющую языками, весьма образованную, как доказывают ее письма к брату, и с великолепными манерами, которые чрезвычайно импонируют Бальзаку-плебею. И потом — снова восторг: она отпрыск одного из знатнейших дворянских родов Польши, и Мария Лещинская, королева Франции, приходится ей чем-то вроде двоюродной бабки».

Бальзак решил поставить на эту «карту» все.

Сначала мадам Ганская в полную противоположность Бальзаку, нетерпеливо стремившемуся связать ее с собой всеми возможными узами, вовсе не хотела, чтобы эти отношения, в которых она невольно зашла слишком далеко, налагали на нее какие бы то ни было обязательства. Ее чувства к Бальзаку оставались весьма зыбкими, ибо она по-разному воспринимала его: с одной стороны, она восхищалась Бальзаком-писателем, с другой — видела все слабости и недостатки Бальзака-человека.

Восхищаться Бальзаком-писателем — это одно дело, но, в отличие от той же мадам де Берни, мадам Ганской недоставало бескорыстного восхищения писателем. В их переписке не чувствуется душевного согласия. Эвелина только и делала, что порицала, проповедовала, рассуждала о том, что хорошо, а что плохо, а он все вздыхал, что их разделяют и взгляды на жизнь, и расстояние.

В разлуке со своей новой возлюбленной Бальзак мечтал о ней, надеялся найти у нее и любовь и сочувствие, какие дарила ему мадам де Берни. Увы!

Мадам Ганская вела себя как суровый судья, не знакомый с законами нужды. Бальзак чувствовал, что она то уязвлена, то горько обижена, а то и почти враждебна к нему. Их переписка то затихала, то разгоралась с новой силой. При этом они годами не виделись.

Чужестранка была так далеко, и вот однажды он дерзнул пожаловаться на ее молчание:

«Вот уже три месяца нет писем от Вас… Ах, как это мелко с Вашей стороны! Я вижу, что и Вы обитаете на нашей грешной земле. Ах так! ВЫ не писали мне потому, что мои письма стали приходить редко? Ну что ж, скажу откровенно: письма мои приходили редко, потому что у меня не всегда бывали деньги на оплату почтового сбора, а я не хотел Вам этого говорить. Да, вот до какой степени доходила моя нищета, а бывало и хуже. Это ужасно, это печально, но это правда, как и то, что существует Украина и Вы там живете».

Но ни мадам Ганская, ни Бальзак не в силах были забыть друг о друге. Что касается Эвелины, то, пожалуй, можно утверждать, что в своей аристократической гордыне она больше любила переписку с Бальзаком, чем его самого. Этим она истерзала ему сердце.

С. Цвейг характеризует ее так:

«Исполненная дворянской спеси, властная, самовлюбленная, капризная и нетерпеливая, уверенная в своем общественном превосходстве, Ганская требует любви как непременной дани, которую она вправе милостиво принять или отвергнуть. Ее жертва — и это можно проследить по ее письмам — ограничена бесчисленными условностями. Она с первой же минуты взирает на Бальзака сверху вниз. Она снисходит к нему, и Бальзак всегда занимает подчиненное положение, в которое она его поставила. Он именует себя „мужиком“, ее „крепостным“ и „рабом“. Он всегда стоит перед ней на коленях, восторженно превозносит ее до небес. Он готов окончательно отказаться от себя, от своей личности. Даже самый беспристрастный человек, читая письма Бальзака к мадам Ганской, порою невольно испытывает чувство неловкости».