Читать книгу - "В глуби веков - Любовь Воронкова"

Появился Гефестион. Высокий, стройный, в длинном персидском наряде лилового шелка, он, любезно улыбаясь, перебрасываясь приветствиями, проходил среди гостей. Гости почтительно кланялись всемогущему другу царя. Но взгляд Гефестиона ни на ком не задерживался. Он искал Каллисфена.

Каллисфен, племянник Аристотеля, прибыл к Александру с одним из эллинских посольств. Аристотель посоветовал ему сопровождать Александра на Восток с тем, чтобы как очевидец написать историю его похода.

Сначала Каллисфен и царь ладили между собой. Каллисфен восторгался военным талантом царя, его бесстрашием, его победами. Он писал в своей «Истории», что у берегов Памфилии море легло к ногам царя, словно принося земной поклон, и что перед битвой под Гавгамелами царь обращался к Зевсу и Зевс помог ему, как своему сыну…

Но постепенно их отношения изменились. Гордый эллин, олинфянин, держался независимо и с большим достоинством. При всяком удобном случае он находил способ показать царю, как он презирает ту низкую лесть, которой некоторые люди окружили царя. Ему не нравилось персидское окружение царя. Он подсмеивался над персидскими обычаями, которые перенял царь…

Александр видел это. И теперь, хоть и скрывал свой гнев, он очень редко улыбался Каллисфену.

Каллисфен стоял на террасе, навалившись на перила своим тучным телом.

Рядом, блестя золотом и драгоценностями, стоял Филота, сын Пармениона.

Гефестион хотел было подойти к ним. Но имя царя, произнесенное Каллисфеном, остановило его.

— Слава многих людей зависит еще и от того, как их сумеют прославить, — важно, со снисходительным видом говорил Каллисфен. — Иной получает по достоинствам своим, а иной, совершив гораздо более славных дел, уходит в безвестность, потому что не нашлось человека, который сумел бы сказать о нем должное. Так и Александр и дела Александра зависят от меня, его историка. Я прибыл сюда, чтобы прославить царя. И если Александр станет равным богам, то не по лживым рассказам Олимпиады о его рождении, а по той истории, которую напишу я.

— Да, пожалуй, это так и есть, — задумчиво отозвался Филота. — Но оценит ли Александр твою услугу? Он уже не раз доказывал свою неблагодарность людям, которые верно служили ему и сделали его тем, что он есть сейчас…

И после короткого молчания спросил:

— А кого из героев чтят в Афинах особенно?

— Гармония и Аристогитона, — ответил Каллисфен.

— Тех, что убили сына тирана Пизистрата?

— Да, тех самых. Они убили тирана и уничтожили тиранию в Афинах.

Филота снова помолчал, будто подбирая слова.

— Скажи, Каллисфен, значит, тираноубийца может найти убежище в эллинских городах?

— В Афинах, во всяком случае, он найдет убежище.

«О чем они говорят? — нахмурясь, подумал Гефестион. — Что за странные речи у них?»

Он вступил на террасу. Собеседники замолчали. Филота, как-то растерянно взглянув на Гефестиона, бросил легкую шутку и поспешил уйти в зал.

— Я искал тебя, Каллисфен, — сказал Гефестион озабоченно, — царь хочет ввести проскинесис…

— Очень сожалею, — холодно ответил Каллисфен.

Гефестион, стараясь говорить как можно убедительнее, положил руку на сердце.

— Поверь, Каллисфен, это делается не из честолюбия, не из жажды излишнего поклонения. Это — политика. Ведь Александр теперь не только царь Македонии, он еще царь и Египта, и всей Азии. Эти народы привыкли обожествлять своих царей.

— Только ли политика, Гефестион?

Каллисфен, в своей благородной белоснежной одежде эллинов, не скрывая иронии, поглядел на лиловое одеяние Гефестиона и на драгоценные браслеты на его смуглых руках. Но Гефестион приводил все новые доводы, убеждая его отдать царю земной поклон.

— Это укрепит славу царя среди азиатских народов и его право царствовать здесь. Он принял престол Ахеменидов, так должен принять и их почести!

— Ты бывал в Афинах, Гефестион? — вдруг спросил Каллисфен.

— Да, Каллисфен. Я бывал там в юности в то время, когда Александр жил в Иллирии. Я слушал афинских ораторов и философов.

— И ты ведь знаешь Аристотеля?

— Я учился у него.

— А как ты думаешь, Аристотель одобрил бы это? — Каллисфен насмешливо кивнул на длинную шелковую одежду Гефестиона. — И как ты можешь, Гефестион, меня, эллина, племянника Аристотеля, просить кланяться по-азиатски? Я люблю Александра — воина, полководца, ты сам знаешь, как я восхваляю его деяния в своей истории, которую пишу. Но он теряет разум, слава лишает его рассудка, его тщеславию нет границ. Проскинесис? Невозможно! Я не могу стать варваром.

— Мы не станем варварами оттого, что возьмем у них какие-то обычаи. И если научимся чему-нибудь у них — а у этих древних народов, клянусь Зевсом, есть чему поучиться! — то это пойдет нам только на пользу.

— Проскинесис, например…

— Но это нужно для укрепления нашего будущего великого государства, Каллисфен!

Каллисфен нетерпеливо пожал плечами:

— Ну, уж если для такой великой цели надо стукнуть лбом у подножия трона, я сделаю это.

Он усмехнулся и отошел. Гефестион проводил его тревожным взглядом. Александр делал то, что задумал. Он силен, побеждая врагов. Но хватит ли у него сил победить друзей?

Из глубины дворца появились телохранители; нижние концы их копий были украшены золотыми шарами, похожими на айву, за что их называли айвоносителями.

Окруженный свитой, в багряных одеждах, в зал вошел Александр. На нем была длинная стола, широкий персидский пояс, и на голове, на светлых кудрях, — высокая тиара персидских царей. Драгоценные камни, словно дождь, сверкали на его груди, на плечах, на поясе его персидского платья. Александр величаво прошел к своему золотому ложу. Он поискал глазами Гефестиона, нашел и кивком головы подозвал к себе.

Едва начался пир, едва зазвенели чаши, как философ Анаксарх, человек с выпуклыми, наглыми, хитрыми глазами и приторной речью, повел неожиданный разговор.

— Я думаю, что гораздо правильнее почитать богом Александра, — громко, так, чтоб все слышали, сказал он, — а не Диониса и Геракла!

Слова были дерзкими и лесть грубой. В зале наступила тишина. Кое-кто из гостей переглянулся, пожав плечами.

— И не только за множество деяний следует почитать Александра, — не смущаясь, продолжал Анаксарх. — Бог Дионис — фивянин. Какое отношение он имеет к македонянам? Геракл родился в Аргосе, с македонянами его связывает только то, что Александр происходит из его рода. Не справедливее ли будет, если македоняне станут оказывать божеские почести своему македонскому царю?

Гефестион, бледнея, следил за настроением в зале. Он знал, что Анаксарх заранее условился с царем о земном поклоне, и знал, кто будет поддерживать эту рискованную идею царя.