Читать книгу - "Год чудес - Джеральдин Брукс"

Время шло, но груда вещей для сожжения росла медленно. Момпельоны первые вынесли из дома все, что могло гореть, исключая лишь одежду, которая была на них, и самые необходимые постельные принадлежности. Но, когда дело дошло до библиотеки, даже Элинор дала слабину и объявила, что не в силах сжечь книги, «ибо, хотя в них и могут крыться семена заразы, также они могут таить сведения о том, как от нее избавиться, просто мы еще не сумели верно их истолковать».

Что до меня, я не могла расстаться лишь с одной вещицей – с крошечной курточкой, которую сшила для Джейми в его первую зиму, а после берегла для Тома. Устыдившись собственной слабости, я спрятала ее подальше, а остальные свои скудные пожитки собрала в кучу, чтобы предать огню. Непривычно было в день воскресный мыть и подметать, но мистер Момпельон своей проникновенной речью даже обычную уборку превратил в священный ритуал. Раз за разом я ставила котел на огонь, сперва в доме священника, затем в своем, отчищая все до последнего камня.

Когда на закате мы собрались в Каклетт-Делф, я едва держалась на ногах. Взгляд мой скользил по жалкой груде вещей – итогу наших убогих жизней. Впервые за много месяцев я вспомнила о Бредфордах и об их богатствах, запертых в тиши и опустелости Бредфорд-холла. Надо полагать, укрывшись в Оксфорде, их семья одна из всей деревни сохранилась в полном составе. Я представила, как однажды они возвратятся домой и сядут за свой красивый стол с тонкими скатертями и серебром. Я представила, как толстые пальцы полковника забарабанят по столешнице, требуя обеда, пока призрак Мэгги Кэнтвелл будет беззвучно рыдать в темном углу. Возможно, к тому времени мы все превратимся в призраки, и тогда даже Бредфорды не отважатся ступить на эту землю, пусть и ради своего поместья и роскоши его убранства.

Мы и впрямь вынесли все, что у нас было. У основания костра лежала колыбель, выстроганная с любовью и предвкушением, в которой умерла маленькая дочка Лайвсиджей. Рядом валялись шоссы^[33], прежде облегавшие мощные икры молодых горняков. Много было соломенных постелей, некогда даривших сладкий покой. Все эти скромные пожитки, покорно ожидавшие сожжения, напомнили мне о других потерях, которые нельзя собрать и перечесть, – о будничных проявлениях нежности между мужем и женой; о покое в сердце матери при виде спящего малыша; о неповторимых, сокровенных воспоминаниях погибших.

Майкл Момпельон стоял у подножия скалы, служившей ему кафедрой. В высоко поднятой правой руке он держал зажженный факел. Перед ним высилась груда вещей, а мы все стояли чуть ниже, привычно держась друг от друга на расстоянии.

– Господь Всемогущий! – прогремел он на всю долину. – Некогда тебе угодно было принимать от детей твоих в Израиле жертвы всесожжения, так прими же и ныне эти дары от твоей страждущей паствы. Очисть огнем сердца наши и дома. Избавь нас наконец от свирепого бесчинства болезни.

Он поднес факел к пучку соломы, торчавшему из тюфяка, и пламя проворно поползло вверх. Ночь стояла ясная, необычайно прохладная и безветренная; в наших краях такие выпадают не в разгар лета, а в середине зимы. Огонь взметнулся к небу неровным рдяно-золотым столбом, горячие искры замельтешили в воздухе, будто желая слиться с холодным белым сиянием звезд. Жар обдал мое лицо, высушив слезы на щеках. Перекрикивая рев пламени, мы запели псалом, который пели уже бессчетное число раз с начала чумы.