Читать книгу - "Сарацины. От древнейших времен до падения Багдада - Артур Джилман"

Кончина халифа теперь была не за горами. Он призвал к себе сына и дал последние указания по поводу того, как надо править. Просил доверять аравитянам как фундаменту своей власти, воздавать должное сирийцам, изо всех сил сдерживать беспокойных жителей Ирака, уступая их требованиям. И заклинал сына остерегаться тех мужей из Медины, кто отказался принести ему клятву верности. Муавия умер весной 680 года и был похоронен в своей столице, которую успел превратить в гнездо немыслимой роскоши. При нем халифат полностью утратил простоту первых лет своего существования, а переезд из Мекки и Медины в богатый северный город повлек за собой совершенную перемену в характере самих халифов.

О величии Муавии было громогласно заявлено еще до того, как он стал халифом, и уже ничто — что бы он ни совершил — не шло в сравнение с той репутацией, которой наградили его летописцы. Измененный до основания уклад не пошел халифату на пользу. Он прибавил в размерах, однако увеличение площади государства не было преимуществом. Он оставил государство данником византийской империи, что было до крайности оскорбительно для гордого племени Курайшитов, к которому Муавия принадлежал.

Муавия первым стал сидя говорить в мечети с верующими. Он проявлял необычайную щедрость в отношении любимцев, делал богатые подарки Айше и Хасану. Он поощрял развитие письменности, на некоторых торговых трактах открыл конное почтовое сообщение.

Еще больше, чем при отце, изменился уклад в годы правления сына Язида. Последнего не оказалось рядом с умирающим, и, чтобы вызвать его из небольшого городка в земле Хомс или Эмеза, были посланы гонцы. Преемник халифа вступил во власть и занял его место в мечети, держа в руках саван Муавии и произнеся эклогу в его честь. Он прочел погребальные молитвы над мертвым телом, прежде чем оно упокоилось в могиле. Язид занял пост халифа без процедуры выборов и без лишнего шума. Но ему не суждено было мирно править. Сын Али Хусейн был жив, хотя Хасан к тому времени умер. Хусейн имел основания добиваться власти. Так же и Абдулла, сын Зубейра, отправившийся в Медину после «верблюжьей» битвы, поднял стяг мятежа. И вновь место основных действий на время краткого царствования Язида переносится в местность между Мединой и Меккой.

Со сменой повелителя жители Куфы обращают взоры к Хусейну, жившему в тот момент в Мекке. К нему посылают тайного гонца с письмом: «Мы твои сторонники и готовы служить, как служили твоему отцу. Мы — враги любому из Омейядов. Как сражались мы за твоего отца против Тальхи и Зубейра, против сирийцев при Сиффине, так и сейчас готовы ради тебя взяться за оружие. Приди к нам теперь, мы устраним с твоего пути наместника, мы предадим город в твои руки, и мы поклянемся быть верными тебе. Здесь больше ста тысяч человек, готовых отдать во имя тебя свою жизнь, и они будут сражаться с Язидом, как сражались они с Муавией».

Но одного гонца с письмом было недостаточно, чтобы сдвинуть Хусейна с места: он заподозрил куфанцев в обычном коварстве, вошедшем еще тогда в поговорку. А письма шли и шли, и наконец список из 140 тысяч имен приверженцев дошел до него через пустыню! И он решился. Говорят, что пустыню пересекло порядка 150 писем, прежде чем Хусейн набрался духу действовать!^[75] Вот текст одного из них, оглашенного на торжественном ежегодном сходе. Письмо было составлено приблизительно в таких по-восточному цветистых выражениях:

«О солнце среди светил веры! Край Куфы — это луг, покрытый тюльпанами. И все же, не видя розы твоего лица, я различаю своими глазами одни колючие шипы. Тяжкий удар разлуки с тобой сковал меня с головы до ног; огнь твоего отсутствия опалил мою измученную душу, как пожар. Приди же скорее в Куфу, ибо все люди этой страны с нетерпением жаждут видеть тебя, о высокочтимый Имам! Имей снисхождение, О светило Великодушия! Явись к нам как можно скорее, дабы указать единственно верную тропу добродетели тем, кто с воодушевлением ожидает твоего появления!»

Неуемные приверженцы расписывали провинцию Кербала как сплошной сад из роз, ковер тюльпанов и лилий, затаивший дыхание в ожидании его приезда. Они утверждали, что даже Евфрат остановился как ртуть, изнемогая в разлуке с ним, что все население провинции проглядело глаза, боясь не увидеть его появления.^[76] Друзьям в Мекке это казалось опрометчивостью, но он не послушал их советов. Связал кипы писем, списки сторонников и в сопровождении жен, братьев и чад, не считая конной свиты и сотни пеших воинов, отправился в путь.

Тем временем наместник Куфы Номан, считать которого неосведомленным было бы наивно, держался наготове, дабы содействовать Али. Он созвал людей, призвал их к благоразумию и верноподданническому долгу, убеждая, что если они окажут поддержку Хусейну, то сам он будет с ними биться до конца. Слух конечно же дошел до Язида, и тот постарался принять меры перед появлением нового претендента. Прежде всего послал письмо с предостережением ни в коем случае не входить в Куфу. Он миновал место битвы Кадиджи, но и это не остановило его, хотя друзья пытались растолковать ему: даже если сердца обитателей Куфы были с ним, их мечи были против!

Начинался месяц Махаррам, когда Хусейн ступил на территорию провинции Кербала, милях в 25 к северу от Куфы, расположенной у западного ответвления Евфрата. И здесь его малую свиту поджидало войско из четырех тысяч человек. Отступать было некуда, оставался только один выход — найти свою гибель в сражении. Хусейн уже успел укрепить свой дух чисто мусульманским фатализмом. Еще покидая Мекку, он отвечал на все увещевания друзей одним: «Такова, должно быть, воля Аллаха!»

Один из друзей и тут стал умолять позволить ему увести Хусейна в безопасное место, но тот решительно оказался. И когда по приказу Язида появился эскорт, чтобы препроводить его в целости и сохранности в Куфу, он отказался вновь. Для этого требовалось признать Язида халифом, но он и этому воспротивился. Он предложил вернуться в Аравию, затем отправиться в Дамаск — для прямых переговоров с Язидом. Или двигаться к границам Хорасана и там сразиться за народ. Ни один из вариантов не был поддержан, и, наконец, когда проволочка стала чересчур затягиваться, Язид вышел из терпения и написал правителю провинции: «Если Хусейн со своим отрядом сдастся и даст клятву верности, яви свое к ним великодушие; если они откажутся, убей их, дави, топчи их своей конницей!» Гонцу, принесшему письмо, было дано указание срубить правителю голову, если он выполнит данное требование недостаточно расторопно.

Накануне Хусейна донимали предчувствия, и теперь его вновь охватили тяжелые мысли. Но до сих пор все его заботы были о спутниках, а не о себе, и он обратился к ним: «Все это войско жаждет моей, а не вашей жизни. Бегите же в безопасное место и предоставьте мне встретить то, что мне суждено!»

Он вскочил на верблюда и помчался навстречу противоборствующей стороне. Он обратился к солдатам Куфы, всем вместе и каждому в отдельности, и напомнил о письмах с приглашениями, о заверениях, которые были в них. Но все было напрасно, и надежд не осталось. Тогда, со слезами, катившимися из глаз, он обнял каждого из десяти «питомцев своего шатра», как называли его самых преданных спутников, и воскликнул: «Пусть Аллах вознаградит вас!» И они отвечали: «Мир тебе, о сын посланца Аллаха!»