Читать книгу - "Алиенора Аквитанская - Режин Перну"

Колокола звонят во всю мочь, трубы герольдов перекликаются на улицах Лондона, толпа заполняет улицы, ее с трудом раздвигают, чтобы дать путь коням, приплясывающим от нетерпения, отовсюду слышны громкие приветственные возгласы, фасады домов украшены драпировками, подхваченными букетами цветов, и венками, и гирляндами из листьев, земля устлана травой, — сколько раз в своей жизни Алиеноре доводилось лицезреть эту праздничную картину! Сколько раз, с тех далеких времен, когда она, пятнадцатилетней девочкой в подвенечном платье, переступила порог кафедрального собора святого Андрея в Бордо, ей приходилось отвечать на радостные возгласы толпы, среди которой она продвигалась в сопровождении роскошного кортежа, шуршащего шелковыми знаменами, звенящего подковами, сверкающего металлическими украшениями и яркой упряжью!

Но, наверное, никогда до наступления этого дня, 3 сентября 1189 г., ей не доводилось испытывать более глубокой радости. Во время прежних коронаций она всего лишь подчинялась ритуалу, предначертанному судьбой. Эта ее коронация была делом ее рук, и в ходе обряда ее роль королевы и матери словно освящалась. В течение двух последних месяцев все ее мысли и все ее поступки были направлены лишь к одной цели: заставить признать Ричарда, ее любимого сына, ее радость и гордость, королем Англии и наследником королевства Плантагенета. Теперь казалось, что весь ее прошлый опыт, со всеми унижениями, с вынужденным отстранением от дел на долгие годы, способствовал этому триумфу. В тот день свершилось пророчество Мерлина — или, вернее, Гальфрида Монмутского: Орел восторжествовал в третьем своем выводке.

Ричард отплыл из Барфлера лишь 13 августа. Высадившись на берег в Портсмуте, он уже на следующий день встретился с Алиенорой в Винчестере, а затем вместе с матерью отправился в Виндзор. Именно оттуда они уехали в Лондон, чтобы первого сентября появиться во главе процессии в соборе святого Павла. Наконец, по-прежнему в сопровождении прелатов и наиболее знатных баронов королевства, они прибыли в Вестминстер, где уже все было готово к коронации.

Все, что могло придать еще больший блеск процессии, которой предстояло сопровождать восшествие на престол Ричарда I Английского, казалось недостаточно роскошным. Счета свидетельствуют о том, что в эти дни была дана полная воля традиционному для пуатевинцев пристрастию к пышности. Всю «упряжь» королевских коней обновили, и была отпущена огромная сумма в тридцать пять фунтов на покупку «разнообразных сукон» — темно-коричневых и алых, не говоря уж о беличьих и собольих мехах; «платье» королевы и ее служанок обошлось в семьсот фунтов шесть шиллингов, а одна мантия Алиеноры, на которую потребовалось пять с половиной локтей^[20] шелковой ткани, мантия, подбитая белкой и соболем, стоила четыреста фунтов девятнадцать шиллингов. На другие платья, предназначенные опять же для королевы, — надо было приготовить наряды для пиров и разнообразных праздников, которые должны были последовать за собственно обрядом коронации, — пошло до десяти локтей алой материи, две шкурки соболя и одна беличья. Что уж тут говорить о льняных тканях, которые требовались на эннены и нижние платья… И, поскольку щедрость Ричарда распространялась на всех его приближенных (впрочем, этого требовали и обычаи того времени), была сшита беличья шуба для «сестры короля Франции» Аделаиды, и еще две — для дочери графа Честера и дочери графа Глостера; что касается последней, то речь здесь идет об Авуазе, дочери и наследнице одного из богатейших английских графов, ставшей женой Иоанна Безземельного, брата новоиспеченного короля. В меха облачили и племянников — например, Вильгельма, сына герцога Саксонского — младшего ребенка Генриха и Матильды, в то время четырехлетнего малыша, — и дочку графа Стригила, которая впоследствии станет женой Вильгельма Маршала.

И как же много было среди тех, кто составлял эту процессию и торжественно шествовал под сводами Вестминстерского собора, людей, осыпанных милостями нового государя! Первым вслед за процессией священнослужителей в белых стихарях шел Жоффруа де Люсе, который нес оплечье королевской мантии; за ним — Жан Маршал с золотыми шпорами, его сын Вильгельм со скипетром, увенчанным крестом, и Гильом Патрик, граф Солсбери, со скипетром, украшенным голубкой. Все они были верными слугами Генриха Плантагенета и его соратниками в борьбе против Ричарда. Их присутствие в Вестминстере в этот день означало королевское прощение, и здесь нельзя не упомянуть об очень характерной для того времени сцене, разыгравшейся между Ричардом и Вильгельмом Маршалом, когда они встретились в Фонтевро, в нескольких шагах от церкви, в которой лежало тело Генриха II.

Ричард и Маршал снова оказались лицом к лицу. Их последняя встреча перед тем состоялась несколькими днями раньше при драматических обстоятельствах: Вильгельм прикрывал бегство отца от сына, давал возможность Генриху ускользнуть от Ричарда. В тот раз они находились поблизости от объятого огнем города Мана, в предместье Френе. Вильгельм замахнулся копьем, а Ричард воскликнул: «Маршал, не убивайте меня; так нельзя, я безоружен!» В самом деле, на нем не было доспехов, только пурпуэн^[21] и легкий железный шлем на голове. «Пусть вас дьявол убьет, — крикнул Вильгельм, — а я убивать не стану!» И Маршал прямым ударом сразил коня под Ричардом, что и дало возможность бежать королю, который, воспользовавшись случаем, пришпорил коня и, добравшись до предместья Френе, укрепился там. Эта сцена была еще свежа в памяти обоих к моменту их новой встречи. Так как же поступит Ричард? Не начнется ли у него один из тех знаменитых анжуйских припадков ярости, какие с ним порой приключались?

Нет, последовавший за этим эпизод оказался достойным своей эпохи, рыцарских времен…

— Маршал, — сказал Ричард, глядя защитнику своего отца прямо в глаза, — в прошлый раз вы хотели меня убить, и убили бы, если бы я не отвел ваше копье…

— Ваше величество, — ответил Вильгельм, — я не хотел вас убивать. Я достаточно искусен в обращении с копьем, чтобы направить его именно туда, куда хочу, и мне так же легко было бы поразить вас, как вашего коня. Я убил вашего коня, но не думаю, чтобы я сделал что-то плохое, и не испытываю ни малейших сожалений.

— Я вас прощаю и не буду держать на вас обиду.

По завершении этого диалога Вильгельм Маршал оказался под сводами Вестминстерского собора, он торжественно вышагивал рядом со своим сюзереном, неся его скипетр; вскоре он женится на одной из самых богатых во всей Англии наследниц, юной графине Стригила.