Читать книгу - "Роман без вранья. Мой век, мои друзья и подруги - Анатолий Мариенгоф"

– Рояль – это интернациональная балалайка! – перебил возмущенный композитор.

– Конечно, конечно. Н-н-но…

И народный комиссар беспомощно подергал свою рыжеватую бородку.

– Эту балалайку… с педалями… я уж, во всяком случае, перестрою.

– Пожалуйста, товарищ, пожалуйста. Луначарский поднялся с кресла. Разгневанный Реварсавр также.

– Надеюсь, Совнарком не может мне этого запретить.

– Боже упаси!

– Прощайте.

– До свидания.

Анатолий Васильевич поспешил крепко-крепко пожать ему руку:

– Если вам, товарищ Реварсавр, понадобится от меня какая-нибудь бумажка для революционной перестройки буржуазного рояля…

– Конечно, понадобится.

– Весь к вашим услугам.

– Премного благодарен.

Впоследствии, примерно года через полтора, я с друзьями-имажинистами – с Есениным, с Шершеневичем, с Рюриком Ивневым и художником Жоржем Якуловым – восторженно слушал в «Стойле Пегаса» ревопусы Реварсавра, написанные специально для перенастроенного им рояля. Обычные человеческие пальцы были, конечно, непригодны для исполнения ревмузыки. Поэтому наш имажинистский композитор воспользовался небольшими садовыми граблями. Это не шутка и не преувеличение. Это история и эпоха.

Свои ревопусы – № 1, № 2, № 3, № 4, № 5, № 6, № 7 и т. д. – Реварсавр исполнял перед коллегией Наркомпроса.

– Ты, Арсений, сыграл все восемнадцать ревопусов?

– Конечно.

– Бисировал?

– Нет. Это было собрание невежд.

– Воображаю!

– Представь, Анатолий, у них у всех довольно быстро разболелись головы. – Он говорил мрачно, без юмора. – Они жрали пирамидон, как лошади.

– Несчастный идеалист! – воскликнул Есенин. – На кой черт ты попер к ним, к этим чинушам?

– Понимаешь ли, Серега, Луначарский навыдавал мне столько внушительнейших бумажек… Я хотел отблагодарить его.

– И отблагодарил? Своими ревопусами?

– А чем же еще? Не колбасой же и селедками!

– Да, к сожалению, продовольствием ты, милый, не очень богат.

– Но буду! Когда человечество поумнеет.

– А у Анатолия Васильевича тоже разболелась голова? – спросил Шершеневич.

– Вероятно. Но он держался довольно стойко. Человек тренированный. Закаленный.

И глаза фавна сверкнули:

– На ваших стихах закалился.

Несколько позже Реварсавр (уже как Арсений Авраамов) написал книгу «Воплощение» (об Есенине и обо мне). На первом листе в качестве эпиграфа было напечатано: «В вас веру мою исповедую».