Читать книгу - "Тайны петербургских крепостей. Шлиссельбургская пентаграмма - Андрей Синельников"

В. Н. Фигнер: «Михаил Федорович Фроленко вышел из бедной семьи, видевшей много нужды и горя. Когда в Шлиссельбурге он писал свою семейную хронику, то дал ей название: «Семейство Горевых», намекая этим на горькую жизнь своих родных. Его отец был отставным фельдфебелем и служил смотрителем каменноугольных копей в Кубанской области, в 10 верстах от небольшого укрепления Хумара, а мать, рано оставшись вдовой, билась вместе с дочерь всю жизнь из-за куска хлеба и умерла в богадельне, к великому огорчению сына, бессильного помочь ей чем-либо в стенах Шлиссельбургской крепости. Тщетно просил он Департамент полиции разрешить ему посылать матери тот небольшой заработок, который мог бы сколотить физическим трудом в тюрьме. В этом ему было отказано, но сам Департамент решил послать ей из казенных сумм 50 рублей; однако, вскоре известил, что тифлисская полиция возвратила деньги обратно, так как измученная старуха уже умерла. Эта гордая, любившая независимость женщина, всегда живущая своим трудом, никогда никому не обязывавшаяся к ненавидевшая современные формы филантропии, умерла, униженная, как раз в одном из ненавистных ей учреждений, заставив преданного ей сына страдать невыразимо.

На грошевые деньги, которые мать с трудом собирала поденщиной и швейной работой, Михаил Федорович учился сначала в жандармских казармах у писаря (в Ставрополе Кавказском, где он и родился), а потом у отставного чиновника, забулдыги и, пьяницы, обремененного громадной семьей и с трудом прокармливавшего себя и детей рублевыми взносами, которые его ученики делали ежемесячно. Инспектор училища при посещении этой частной школы обратил внимание на мальчика и принял его в уездное училище, где тот и пробыл пять лет. Учился Михаил Федорович хорошо. В последний год на экзамене по географии он возбудил интерес в самом губернаторе, присутствовавшем при этом. Из всех учеников он один хорошо рисовал географические карты.

…С помощью добрых людей Михаил Федорович все же поступил в Ставропольскую гимназию и в свое время окончил ее. Вместе с однокурсниками, такими же бедняками, он добрался до Петербурга с тем, чтобы поступить в Константиновское военное училище. Но это не удалось, и после многих мытарств по разным высшим учебным заведениям, он поступил, наконец, в Технологический институт. Это было в 71 году, в год процесса нечаевцев (Успенский, Ткачев, Кузнецов, Орыжев и др.). Михаил Федорович живо помнит интерес, с которым учащаяся молодежь относилась к этому громкому делу. Вместе с другими студентами он старался проникнуть на заседания суда, но это не удалось.

Определенного плана насчет будущего у него тогда еще не было, и на следующий год он переехал в Москву и поступил в Петровско-Разумовскую земледельческую академию, где еще была свежа память об убийстве Иванова: молодежь этого заведения при поступлении первым долгом отыскивала место трагического происшествия, тот грот, где совершено было это печальное дело.

В Петровско-Разумовском Фроленко жил уроками и получал маленькую стипендию, воспоминание о которой, как о бесполезной трате общественных денег, тяготило его чуткую душу даже в стенах Шлиссельбурга, так как студентом, в тесном смысле слова, М. Ф. был, по правде сказать, плохим и занимался больше сходками, студенческими делами, чтением и дебатами. Его материальное положение были из рук вон плохо. По временам случалось буквально голодать, и в Шлиссельбурге он чрезвычайно мило рассказывал, как в один, весьма критический в этом отношении, день, перебрав все ресypcы и источники займов и денежных оборотов, он решил, что ему ничего не остается, как только, искать чего-нибудь на улице. «Я был уверен, – говорил он, – что в таком большом городе, как Москва, ежедневно происходят потери, и не может быть, чтобы в этот день кто-нибудь чего-нибудь не потерял». С этой уверенностью он пошел бродить по улицам, упорно глядя себе под ноги и ища глазами по земле. Он исколесил таким образом много улиц и переулков. Все поиски были напрасны. Но вот он видит небольшой буроватый комочек… поднимает, развертывает… и., о радость! оказывается, что это две смятые рублевые бумажки. Нечего и говорить, что в этот вечер на столе его мансарды были хлеб и колбаса, чай и сахар.

Среди этого полуголодного существования, надрывавшего силы молодого организма, одна мысль тревожила и занимала М. Ф.: Как надо жить? Что должен человек делать? И, так как жить для себя невозможно, то какого рода пользу приносить обществу? Как служить народу?..

Вместе с другим петровцем, Аносовым, состоявшим в московском кружке чайковцев, он начал первые практические шаги на почве альтруистической деятельности. Они подобрали молодых рабочих и стали обучать их грамоте, арифметике и другим предметам в размере низшей школы. Но идеалом обучаемых юношей было занятие торговлей, и меркантильные инстинкты этих учеников внушали отвращение бескорыстным подвижникам – учителям.

Бросив эту затею, весной и летом 1874 года Михаил Федорович совершил вместе с тем же Аносовым путешествие на Урал, с наивно-простодушной верой найти там квинтэссенцию русского революционного духа. Носителями его предполагались «беглые» из Сибири и сектанты «бегуны». По представлению путешественников, Урал должен был кишеть этими бунтарями и протестантами против существующего строя, и социалистам-пропагандистам стоило лишь войти с ними в соприкосновение, чтобы без особенного труда завербовать эти энергичные элементы в революционную армию. Совершив большое путешествие на пароходе, но большею частью пешком, неопытные, неумелые и всегда голодные, переодетые в крестьянское платье, путники основались кое-как на одном плохоньком заводе и, потеряв месяца три, возвратились восвояси, не видав в глаза ни одного сектанта, ни одного беглого. По прибытии в Москву оказалось, что М. Ф. должен сделаться нелегальным, потому что там, до ухода в Пермскую губернию, на его имя была открыта столярная мастерская, где интеллигенты обучались ремеслу. Один юноша, посланец Войнаральского, скомпрометировал этот адрес, а в то время малейшее подозрение, пустая записка или оговор, были достаточны, чтобы поплатиться несколькими годами предварительного заключения. Нежелание ни за что ни про что сесть в тюрьму раз навсегда оторвало М. Ф. от всех уз и благ легального и буржуазного существования. Во время процесса 193-х он числился привлеченным, но не разысканным. Так с 74 года он жил жизнью революционной богемы, без постоянного имени и пристанища, среди ряда странных метаморфоз и чудесных приключений, герой и бродяга, не знающий, кем и чем он будет завтра, где и как кончит свое сегодня. Долго не попадая в руки искавшей его полиции, он вел это фантастическое и беспокойное существование до 17 марта 1881 г., когда был схвачен в Петербурге близ квартиры Кибальчича, где была устроена западня. За этот период 74–81 гг. его жизнь полна скитаний и героических дел. Необычайная искренность, простота и отвращение к фразе и к теории были его характерными чертами за этот период. Он не любил говорить и относился с нескрываемым пренебрежением ко всяким отвлеченным спорам и разглагольствиям. Если бы в организации такого взгляда придерживались все – это было бы большое зло: революционная партия должна иметь своих теоретиков и своих ораторов, которые не только умеют, но и любят поговорить. Но, если бы она состояла исключительно из последних – дело было бы еще хуже.