Читать книгу - "Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914-1917). 1917 год. Распад - Олег Айрапетов"

Часть офицерского состава следовала за примером, который подавала новая власть. В марте 1917 г. «Морской сборник» опубликовал статью «Да здравствует свободная Россия!», в которой не было сказано ни одного слова о потерях флота в адмиральском составе. Автор – старший лейтенант Н. Нордман – не без страха глядел в ближайшее будущее: «Введение новых начал не могло пройти безболезненно. Перед военными стояла особенно трудная задача, как перейти к новому порядку, не нарушив боеспособности армии и флота, абсолютно необходимых в данную минуту для защиты завоеваний от внешнего врага. И, может быть, наиболее трудным может показаться вопрос, как совместить гражданскую свободу с воинской дисциплиной – основой военной организации. Но трудность здесь только кажущаяся. Прислушаемся к народному голосу. Попытаемся своим поведением достичь признания, что данная офицеру власть опирается не на приказание, а на признание его авторитета командами, и, таким образом, создается основа взаимного понимания, настоящей внутренней дисциплины, составляющей действительную силу народа… Нужно, чтобы не было офицера, солдата, рабочего и крестьянина, а была единая народная семья равных граждан. Но до сего времени этого не было. От флота своего народ был далек, мало его знал или не знал вовсе. Употребим же все усилия, чтобы уничтожить это разделение, чтобы и мы, офицеры, и матросы народного русского флота могли постоянно черпать силы из неиссякаемой сокровищницы народного духа»42.

Некоторые старшие офицеры с первых же дней попытались черпнуть из сокровищницы и создать основу взаимного понимания. Более удачным казался опыт Черноморского флота, где поначалу удалось избежать кровопролития. Санкции Колчака и его окружения в первые дни своего существования не предвещали своим авторам ничего плохого. В первые дни Совет флота, по словам одного из офицеров, «поражал своей лояльностью»43. Первые дни и даже недели после революции положение дел на Черноморском флоте все еще казалось контролируемым. Создавалось впечатление, что надежда командования внести культурное влияние офицеров в советы и повести таким образом за собой матросов и солдат начинает реализовываться44.

Из состава представителей флота, гарнизона и рабочих была сформирована делегация в составе 30 человек, которая направилась в Петроград. 15 (28) марта с ними встретился Гучков. Встреча была самой радостной: депутаты заявили о своем желании довести войну до победного конца и о том, что Черноморский флот все свои силы передает в распоряжение Временного правительства. Гучков поспешил заверить делегатов в необратимости произошедших изменений: «Переворот совершился. Все помехи убраны с пути народа. Жалкие обломки, оставшиеся на месте былой власти, Временное правительство выметет дочиста; возврата к старому нет и не будет»45.

Какой будет новая власть – власть без силы, способная лишь уничтожать остатки силовой составляющей своей предшественницы, – никто пока что серьезно не думал. Впрочем, зачем это было делать, если главное – это достижение сознательного единства масс? Это единство действительно имело место быть. «Сейчас уже стало ясно: масса поняла революцию, – записал в дневнике от 5 (18) марта Верховский, – как освобождение от труда, от долга, как немедленное прекращение войны. Отдыха, хлеба и зрелищ. Это психология разбитого народа. Между тем сила армии – дисциплина, это труд, точное исполнение своих обязанностей, беспрекословное движение навстречу смерти. Если позволить громко высказать такое понимание революции и найти ему идейное оправдание, то армия рассыплется сама, и мы останемся беззащитными перед Германией. Между тем уже по первой вспышке видно, куда направляется главная волна революции. Освободиться от труда. Система дисциплины, дисциплинарные наказания, отдание чести – все это метод, чтобы приучить массу автоматически исполнять приказания. Без этого армия не существует. И вот именно сюда-то и направился удар. Все, кто были строги и требовательны, у кого служба шла отчетливо, все они – “старый режим”»46.

16 (29) марта в ответ на предложение «Утра России» изложить свой взгляд на положение дел Колчак призывал народ сохранять единство и дисциплину ради победы в войне: «И мой призыв как командующего флотом Черного моря заключается в призыве к безусловному исполнению велений народного правительства и к поддержке его всей силой общего доверия и признания его авторитета»47. Объективно говоря, на Черноморском флоте решить эти задачи было проще. Во всяком случае, у командования еще оставались рычаги давления на воображение подчиненных. Тот же Верховский вспоминал: «Масса крепкого южного крестьянства, из которого

формировался Черноморский флот… не хотела, чтобы на ее хутора пришли немцы и захватили обработанные поля и собранный урожай»48. Правда, за все уже тогда приходилось платить. Под суд по обвинению в злоупотреблениях пришлось отдать вице-адмирала Хоменко. Они оказались столь вздорными, что командующего транспортной флотилией оправдали даже матросы, входившие в судебную комиссию49. Но он все же был привлечен к суду…

На Балтике часть старших командиров тоже предприняла попытку повести за собой массы, используя язык революционной патетики. Авторитета у подчиненных эти шаги не прибавили, реакция кадровых офицеров и профессиональных революционеров в общем сходилась. Она была негативной. По возвращении в Петроград Скобелев докладывал в Исполкоме: «Командный состав флота был весь деморализован. Во главе нового флота был поставлен новый адмирал, который братски целовался и приветствовал свободу»50. Братски целовавшийся вице-адмирал Максимов с первого дня своего командования заявил о том, что всю жизнь был революционером и ждал «этого часа освобождения и дождался.»51 Радость освобождения, которую, должно быть, испытал его высокопревосходительство, дослужившийся за время ожидания «этого часа» до двух черных орлов на погонах, очевидно, была возвышенным и воистину святым чувством.

Максимов, получивший в первые дни марта почетный титул «адмирала революции»52, постоянно говорил о свободе. Одним из образцов этих речей было его интервью «Биржевым ведомостям», в котором он излагал свое видение основных принципов решения финляндского вопроса: «Мы, свободные люди, свободный народ, можем относиться к финнам только как к свободному народу, предоставляя, следовательно, полную свободу во всех их делах. Мы должны относиться к ним с полным доверием, доверием свободных людей к свободным людям. Я так поступаю, и финны, должен сказать, идут нам горячо навстречу. Первое, что я сделал, – отменил осадное положение. Политические финские дела я просил разобрать самих финнов. Ведаться с молодежью, увлеченной по вине прежнего режима в германофильство, я предоставил финнам. На доверие они отвечают доверием»53.

Так же, очевидно, считало и новое правительство. 7 (20) марта оно издало акт об утверждении Конституции Великого Княжества Финляндского в полном объеме: все ограничения автономии, предпринятые еще со времени Александра III, отменялись54. 16 (29) мая последовал манифест Временного правительства «о помиловании всех, соверших преступные деяния до 7 (20) марта» 1917 г. Отбывавшие наказания сроком до 1 года освобождались немедленно, осужденным на пожизненное заключение и лишенным свободы сроком до 15 лет наказание сокращалось до 10 лет, в прочих случаях оно сокращалось на треть55.