Читать книгу - "Тайны серебряного века - Анатолий Терещенко"

Однако жизнь сразу же как-то не заладилась — два талантливых по-своему человека не могли ужиться в одном гнезде, и вскоре семья распалась. Были и другие причины: Михаил стал часто пить и, как писала сама Ольга, «приводить в дом нравящихся молодых девиц». Такое унижение не могла стерпеть воспитанная женщина. Приходилось туго одной с ребенком на руках.

«После расставания с Мишей, — вспоминала Ольга, — мне нужно было позаботиться о том, как заработать денег… Во мне просыпается честолюбие, желание доказать, что я сама сумею найти свое место в жизни. Ежедневно я хожу в контору виноторгового магазина, разбираю там корреспонденцию, одновременно учусь печатать на машинке, стенографии, организации производства, бухгалтерии. По вечерам вырезаю шахматные фигурки и по дешевке отдаю одному постоянному оптовику, а тот, в свою очередь, перепродает их за приличные суммы. Словом, удерживаюсь на плаву и временами ощущаю даже некоторое подобие удовлетворения, потому что чувствую, как закаляюсь и становлюсь более приспособленной для будущего, которое готовит для меня еще много сюрпризов».

Пережить Гражданскую войну в России она тоже не могла и, из материальных и, в некоторой степени, политических соображений, покинула родину, которая теперь писалась ею с маленькой буквы. Это была уже не Отчизна ее детства, как и для сотен тысяч интеллигентов, покидавших страну хаоса и крови по своей воле. Отправляли за границу инакомыслящих и по воле новых властей. Это было время, когда исчезли лошади в городе, — конина стала деликатесом.

Помог Ольге выехать на полтора года в Германию Луначарский по просьбе влиятельной тети — Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой.

В январе 1921 года она с дочерью уезжает в такую же холодную и голодную послевоенную Германию.

«То, что я взяла с собой в поездку из носильных вещей, — вспоминала она, — можно перечислить в одном предложении: старое перелицованное пальто мамы, тонкий платок, пара сапог на картонной подошве из коврового материала и кольцо.

Кольцо не просто украшение — оно должно дать мне средства для моего пребывания в Германии, но это и опасно: украшение, как объект мены — продажи, представляет интерес повсюду. Поэтому во время поездки патрули Красной Армии постоянно выискивают драгоценности. Кто будет схвачен с кольцом или колье, завершает свое путешествие на ближайшей станции. Я везу свое кольцо под языком и говорю при этом тихо, но без особого труда — благодаря занятиям сценической речью в школе-студии…»

Она выехала вместе с неким Фридрихом Яроши, «бывшим австро-венгерским военным, красивым, обаятельным авантюристом, обладавшим большой внутренней силой». Но скоро этот гражданский брак — увлечение тоже распался.

Достаток, как и слава, приходит не сразу. Кропотливый и изнурительный подчас труд требуется для воплощения в жизнь этого жизненного фундамента. Мешал барьер — немецкого языка она практически не знала. Ольга Чехова набрасывается на его глубокое изучение. Только после этого красавицу артистку сразу же стали замечать режиссеры и продюсеры кино и театров. Уже через год она дебютирует в одном из персонажей в немецком кинофильме «Замок Фогелед».

Уже в марте 1924 года Ольга Чехова писала Ольге Леонардовне в Москву: «Вчера совершилось мое крещение! Вперед появились плакаты с моим именем, потом заметки в газетах…»

Слава ее множится, хотя говорит она с сильным русским акцентом. Ольгу зовут в Америку. В письме от 27 сентября 1927 года она пишет тете: «Здесь каждое слово — деньги, каждый день — деньги… Зовут в Америку, но я не поеду, не могу я среди людей без сердца и души работать».

Попробовала Ольга себя и в качестве режиссера, в частности, кинокартиной «Шут своей любви». К началу 1930-х годов Ольга Чехова стала заметной звездой на киношном небосклоне Германии. Немцы боготворили ее за обольстительную внешнюю красоту и честную улыбку. Она стала как бы частью немецкой мечты, олицетворением «арийности» в женщине.

С приходом Гитлера к власти Ольга Чехова становится звездой первой величины. Женолюб Геббельс ее, как ни странно, не любил за ее самостоятельность, но для нее это не имело никакого значения, — ее боготворил сам Гитлер.

В 1936 году она на съемках в Вене познакомилась с бельгийским промышленником Марселем Робинсом. Он предлагает руку и сердце. Она отказывает ему в первый раз. А скорее, отказывает ему ее творчество, как она писала в мемуарах «Мои часы идут иначе»: «Моя профессия и моя вошедшая в плоть и кровь самостоятельность…»

Марсель Робинс делает Ольге второе предложение. — С женщиной, которую я люблю, я не вступаю в связь, — рыцарски заявляет он и продолжает ее уговаривать. Актриса сдается… Но через два года брак распался. Марсель явно чувствует себя чужим среди раскованного и говорливого творческого люда. Не для нее кухня, стирка, забота даже о богатом муже, — золотая клетка быстро надоедает вольной птице. Она с головой уходит в творчество, купаясь и наслаждаясь своим пусть нелегким, но таким знакомым и понятным ей артистическим миром.

* * *

1933 год. Приход Гитлера к власти. Ольга Чехова только в этом году снялась в шести кино фильмах: «За толику счастья», «Лейтенский хорал», «Флирт», «Некий господин Гран», «Пути к хорошему браку» и «Учитель Уве Карстен».

Авторитет актрисы из года в год растет, как говорится, не по дням, а часам. Она вспоминала:

«В 1936 году у меня было много предложений, я имела большой успех в театрах, и всех иностранцев, что наезжали в Берлин, вели ко мне в театр, как в зверинец. На приемах после спектакля я бывала один, два раза в год, очень коротко. Точно не помню, в котором это было году, когда приезжал из Югославии король с женой. Кажется, в 1938-м. Весь Берлин был украшен и освещен, как никогда. Первый день их принимал Гитлер у себя, потом спектакль (опера Вагнера), второй день на даче Геббельса в Ланке, на третьем приеме была — вечером, в 11 часов, и хоть я отказывалась, пришлось поехать. Королевская чета видела меня часто в фильмах, и королева хотела со мной познакомиться. Прием в Шарлоттенбургском дворце был дан Герингом, — значит, все было очень богато…

В прусском старинном дворце комнаты были освещены свечами в старых люстрах, все присутствующие были в костюмах времен Фридриха Великого. После ужина я сидела с королевской парой в саду, — говорили о моих фильмах, гастролях и о Московском художественном театре…

Потом началась программа, и я незаметно уехала. Мой шофер был в восторге — всех поили, кормили, давали папиросы».

Еще одно воспоминание об очередном правительственном чаепитии вспоминала Ольга Чехова. Ее пригласили на встречу с бонзами Третьего рейха в министерстве пропаганды. Ольга занята по горло творчеством — репетициями, съемками, сценой, но чиновник, знающий, кто ее ждет, почти силой усаживает артистку в машину и везет на Вильгельмштрассе.

«По дороге мне удается лишь купить розу в петлицу, чтобы предстать… не совсем уж «голой». В министерстве меня представляют фрау Марте Геббельс. Она с мягким укором спрашивает:

— Так поздно, фрау Чехова?