Читать книгу - "Портрет Лукреции - Мэгги О'Фаррелл"

Сундуки с платьями, туфлями, вуалями, шарфами, драгоценностями, мантиями, giorneas[49], воротниками и ремнями ее не интересуют. Эмилия сложит все ровными стопками, а между ними добавит бумагу и кедровую стружку, чтобы ничего не помялось и не разбилось.

Увидев свое отражение в зеркале, Лукреция замирает, ее сердце бьется в груди, как рыба: на миг ей чудится лицо Марии. Высокий лоб, тревожный изгиб бровей, чуть надутая нижняя губа. Конечно, это вовсе не Мария, не призрак из потустороннего мира — просто она, Лукреция, резко повзрослела.

«Ему нужна только победа, признание других, — думает Лукреция, разглядывая себя в зеркале. Это точно она, не Мария?.. — Никогда и ни за что он не признает поражения».

Она вспоминает, как Мария целыми днями лежала в постели, мучимая жаром, захлебываясь смертоносной мокротой. Если бы этого не случилось, если бы не болезнь, то в этой комнате, в этой кровати, в этом браке и в этом зеркале была бы Мария. Лукреция жила бы в палаццо, дышала свежим воздухом на зубчатой стене, бегала бы в детскую к Софии, каталась бы с братьями во дворе, разучивала бы мелодии на лютне, смотрела бы с балкона гостиной на маскарад.

И все же в глубине души она понимает, что на месте Альфонсо мог быть кто угодно: другой герцог, знатный вельможа из Германии или Франции, троюродный брат из Испании. Отец нашел бы ей выгодную партию, ведь для того ее и вырастили: выйти замуж, связать знатные дома, рожать наследников мужчинам — например, Альфонсо.

А вот ее братьев готовили к будущей власти: учили сражаться, спорить, обсуждать, договариваться, хитрить, переигрывать, выжидать нужного момента, плести интриги, манипулировать, укреплять свое влияние. Им давали уроки риторики, правильного изложения, убеждения — как в устной речи, так и на письме. Каждое утро они упражняются в беге, прыжках, борьбе, тяжелой атлетике, фехтовании. Они умеют обращаться с мечом, кинжалом, луком, копьем, дротиком; готовы сражаться, изучили военное дело. Они подкованы в рукопашном бою: могут драться и кулаками, и ногами, на случай если на них нападут в помещении или на лестнице, или придется защищаться на улице. Им преподали самые быстрые и действенные способы убийства врага, противника и вообще любого, кого нужно устранить.

Разумеется, ее муж прошел ту же подготовку. Как братья Лукреции — как и все правители, — Альфонсо умеет вычислять слабые места, знает, где посильнее нажать пальцами, а где покрепче стиснуть, между какими ребрами вонзать нож, какая часть шеи или позвоночника наиболее уязвима, какие вены быстрее изойдут кровью.

В густом, как сироп, свете фонаря Лукреция видит странное отражение — наполовину свое лицо, наполовину — Марии. Как поступила бы умершая сестра? Как вела бы себя в этом браке? Неужели горделивая, выдержанная Мария терпела бы такую жизнь, такого мужчину? Невозможно! С другой стороны, сестра и не любовалась бы молниями у открытого окна, она бы спокойно сидела в кресле, завернутая в шали и пледы, листала бы религиозную книгу или вышивала бы сцену охоты цветными шелками. А значит, куда лучше подошла бы Альфонсо.

Лукреция понимает с внезапной ясностью, что есть в ней непокорный, свободолюбивый дух, и эта часть души никогда не повинуется чужой воле. Так уж она устроена, ничего не попишешь. И Альфонсо, при его остром уме и сообразительности, конечно, почувствовал в ней это качество. Чем еще объяснить его ярость, как не желанием сломить стены этой неприступной крепости, захватить ее и объявить себя полноправным властелином?

Если ей хочется жить — тем более жить хорошо, — следует беречь эту часть себя и держать в тайне от Альфонсо, за семью замками. Она окружит свою крепость колючим терновником или высоким забором, как сказочный замок, поставит у ворот когтистых чудовищ с острыми клыками. Альфонсо никогда не узнает о ней, не увидит ее, никогда в нее не проникнет. Нет, туда ему не ворваться!

На следующее утро Эмилия будит ее и сообщает, что подмастерья оседлали пони и уехали с рассветом.

Лукреция, Альфонсо и свита выезжают после полудня. Воздух дышит чистотой с легкой ноткой осенней прохлады. Альфонсо скачет на своем жеребце, а Лукреция, накинув изысканную шерстяную шаль, покачивается на белоснежной кобылке: мулицу, сказал Альфонсо, позже приведут слуги. Не подобает герцогине ехать на муле на глазах у придворных и горожан.

Сидя на длинногривой кобылке, Лукреция оборачивается назад, на виллу: хочется запечатлеть в памяти квадратные алые крыши, безупречную симметрию садов с фонтанами. К ней пришла странная уверенность, что она здесь в последний раз и никогда уже не будет так свободна и счастлива. Впереди жизнь при дворе, а с ней и обязанности герцогини.

Гордо голову подняв

Fortezza, неподалеку от Бондено, 1561 год

Эмилия кладет на постель бархатное платье и украшенный драгоценностями cintura, но Лукреция качает головой.

— Нет, другое.

— Мадам, вас ждут гости — придворные, художник и…

— Не важно. Подай шерстяное, мне холодно.

Резко взмахнув юбкой, Эмилия отворачивается от бархатного платья и приводит в порядок вчерашнее, шерстяное. Неужто Лукреция его сняла лишь несколько часов назад? Кажется, прошли долгие недели, даже месяцы. Лукреция уже не та, что вчера, не девушка, прискакавшая из Феррары, не герцогиня, что прошлым вечером села за ужин. Она изменилась бесповоротно, сбросила прежнюю оболочку. Ее зарисовали сверху новой Лукрецией. Или же перерисовали прежнюю.

— Надо поторапливаться. — Лукреция берет у Эмилии корсаж и впопыхах надевает. Затем убирает волосы под scuffia и, не дав служанке надеть на нее cintura и серьги, хватает накидку и идет к двери.

Она выйдет из комнаты, гордо подняв голову. Именно так. Жар еще цепляется к ней, словно туман к озерной глади: пленка пота холодит лоб, тупая боль не отпускает поясницу и суставы. От спуска по винтовой лестнице лодыжки гнутся, как губки. Но Лукреция сможет. Ее поддерживают шершавые каменные стены и неподдельный праведный гнев.

Сестры Альфонсо Второго с расстояния

Castello, Феррара, 1560 год

По дороге из delizia муж скачет рядом. Он надел кожаные перчатки и сдвинул шляпу на затылок, и Лукреции хорошо видно его лицо. Послегрозовой воздух прохладен и чист, земля насыщена влагой. Растения наслаждаются внезапным даром природы: почти слышно, как жадно пьют дождевую воду корни фруктовых деревьев на полях. Леонелло едет где-то позади, стражники скачут в первом ряду.

У стен города их встречают бесконечные шеренги герцогской гвардии с мечами и флагами; музыканты громко