Читать книгу - "Волосы. Иллюстрированная история - Сьюзан Дж. Винсент"

^{Ил. 5.9. Парикмахер или изготовитель париков пудрит прическу дамы}

Крахмал, из которого производилась пудра высшего качества, получали из зерновых культур, таких как пшеница, кукуруза и ячмень. Хотя в процессе можно было использовать некачественное зерно, производство ни в коем случае не ограничивалось сырьем, непригодным для употребления в пищу. Это послужило причиной долгой, неослабевающей озабоченности как экономической, так и нравственной составляющей производства крахмала. Озабоченность порой перерастала в публичные дискуссии и издание правительством новых законов^[390]. Когда продовольствия не хватало, а цены на хлеб были для бедных слишком высоки, тогда «растрата» зерновых культур на производство крахмала, а значит и пудры для волос, оказывалась в центре внимания. Именно это случилось в середине 1790‐х годов. Неблагоприятная погода, плохие всходы, скудные урожаи и связанные с этим высокие цены на зерно переросли в продовольственные бунты в период с 1794 по 1796 год^[391]. В сочетании с разорительными национальными расходами на войну с Францией они заставили премьер-министра Уильяма Питта разработать новую стратегию, направленную на устранение этих двух социальных проблем одним законодательным решением: налогом на пудру для волос^[392]. Налог на пудру 1795 года требовал от тех, кто хотел пользоваться пудрой, вначале приобрести годовую лицензию стоимостью в одну гинею (сумма в один фунт и один шиллинг; англ. one guinea). Тех, кто сделал это, вскоре прозвали «морскими свинками» (англ. guinea pigs) — это прозвище происходило от скандального выражения «свинские толпы», принадлежавшего политику-консерватору Эдмунду Бёрку. Он употребил его в трактате против радикализма «Размышления о революции во Франции» (1790). Эта печально известная фраза описывала хулиганов из простонародья, которые составляли резкий контраст свиньям другого калибра, платившим по гинее за право пользоваться пудрой. Имена обладателей лицензий публиковались в списках, которые развешивали в общественных местах: у входов в церкви и на рыночных площадях^[393]. Это, как и в случае с законами, регулирующими потребление товаров роскоши, позволяло осуществлять правоприменение посредством взаимного надзора. Из более ранних законов о роскоши был позаимствован и «пряник», побуждавший людей доносить о знакомых и соседях, которые носят пудру не имея лицензии, — половина штрафа в размере 20 фунтов стерлингов, налагаемого на виновных. Казалось, что правительство не должно остаться внакладе, получая доход как от соблюдения закона о пудре, так и от его несоблюдения, и с небольшими затратами на контролирование этого процесса.

^{Ил. 5.10. Исаак Крукшенк. Любимые «морские свинки» идут на рынок. 1795. Карикатура высмеивает налог на пудру. В центре Уильям Питт выводит напудренных «морских свинок» на рынок для продажи (выручка от налога) и на убой (обобрать до нитки) — надписи на здании указывают на то, что это контора, продающая лицензии на пользование пудрой за одну гинею, а также объявляют: «Здесь продается свиное мясо». «Почему бы вам не загнать их?» — жалуется Питт королеве Шарлотте, изображенной справа. Облаченный в рабочую блузу Георг III пытается сладить с непокорной свиньей, на которой нет пудры, — это показывает, что нельзя бесконечно заставлять людей и облагать их налогами, иначе они восстанут}

Однако по ряду причин этот налог оказался чрезвычайно спорным, вызвав недолгую, но весьма активную общественную дискуссию, которая велась на страницах газет, брошюр и других печатных изданий (ил. 5.10). Забавный по своей природе налог только подогревал ажиотаж, и художники и писатели-сатирики имели большой успех, разрабатывая значительный комический потенциал этой злободневной темы. Часто полагают, что закон о пудре для волос и связанные с ним противоречия привели к тому, что практика пудрения угасла, и, как следствие, это способствовало созданию новой моды на короткие волосы. Конечно, количество проданных лицензий и, соответственно, собранных с пудры налогов резко упало. Представляя предлагаемую меру парламенту в рамках своего бюджета, Питт оценил ожидаемую годовую прибыль в 210 000 фунтов стерлингов^[394]. В действительности, в течение первых шести лет (1795–1800) налог собирал значительно меньшую среднегодовую сумму в 158 000 фунтов стерлингов, которая впоследствии резко упала: в 1801–1802 годах она составляла 75 000 фунтов стерлингов, в 1814 году — менее 700 фунтов стерлингов, а в 1820 году общая сумма чистой прибыли составила всего 12 фунтов стерлингов^[395]. Таким образом, в течение очень короткого периода времени ношение пудры для волос полностью вышло из моды, а после и вовсе практически сошло на нет, сохранившись лишь среди ливрейных лакеев. На первый взгляд, это действительно выглядит так, как будто гусыня налогообложения раздавила золотое яйцо потенциального дохода. Однако потребление пудры начало сокращаться и короткие стрижки стали вызывать изумление задолго до того, как налог 1795 года создал напряженную обстановку в британских гостиных. Эта мера, вероятно, ускорила исчезновение пудры и длинных волос, но решительно не была этому причиной. Наоборот, необыкновенный новый образ совпал с ажиотажем по поводу закона, который затмил истинное происхождение коротких стрижек. Поэтому, чтобы составить полное представление о том, как они появились, нам нужно теперь рассмотреть их в контексте политики и пропаганды пудры.