Читать книгу - "Снайпер в Чечне. Война глазами офицера СОБР - Екатерина Наговицына"

— Многое ты и так знаешь. Да только это как обертка, а суть всегда внутри прячется. В общем, случилось со мной что-то еще до ранения.

Начал по ночам соскакивать. И не во снах дело, их как раз особо и не было, либо не помню… А суть такая, что посреди ночи глаза резко открываю и ощущение, что у кровати силуэт черный стоит, на меня смотрит… Как у классика: «Черный человек на кровать ко мне садится, Черный человек спать не дает мне всю ночь…» Как бешеный вскакивал, свет врубал, сердце от жути аж в горле билось, а нет никого. Сяду на край кровати, голову руками обхвачу и качаюсь, пока адреналин не откатит и в сон не начнет морить. Утром разбитый, раздерганный, от теней шарахаюсь. Что тут скажешь… Начал подумывать, что, может, вот так с ума и сходят.

С Варей уже встречались долго, она от меня вроде как серьезного предложения ждет, а я отмалчиваюсь: что могу ей предложить? Психику свою расшатанную? Да и начни вместе жить, напугал бы ее до жути, а как объяснить, что со мной, если сам ничего не понимал? И потерять ее боялся. Влюбился. Что делать? Особо даже не расскажешь никому, стремно как-то. Сплетни, сам знаешь, быстро разносятся. Боялся, наверное, для друзей, знакомых психом стать. Думал, отвернетесь… дурак. Не хотел, чтобы за спиной шушукались. К нашим врачам не пойдешь, больше этих ночных побудок боялся быть списанным, выпасть из обоймы. Сунулся к психиатру за деньги, тот меня успокоил, мол, вы не наш пациент, по крайней мере пока, но успокоительное выписал, сильное, сказал, что скорее всего это от перегрузок и недосыпа. Посоветовал к психологу походить. На это, сам понимаешь, забил, но таблетки пить начал.

Сначала, как доктор назначил, по половинке, а потом как-то сам на целую таблетку перешел, и вроде лучше стало, по ночам спал как убитый, без подрывов, но тут другая побочка накапливаться стала. Состояние вроде легкого неадеквата, как подшофе, когда пофиг все. Вот в этом состоянии я тогда в командировку и уехал, а там…

В аккурат под Новый год позвонили, попросили на дорогу у блокпоста выйти, машину с посылками встретить, забрать, что нам передали. Пошли с Коляном. Стояли на обочине, молчали, каждый о чем-то своем думал. Он курил. Даже сейчас вижу, длинно так затягивался, как будто накуриться хотел…

Машины туда-сюда шныряли. Помнишь, там дорога с горки шла? Тут я вижу, фура с нее в нашу сторону несется. Колька к ней спиной стоял. А я тогда вроде как даже глаза водилы увидел и как будто вдруг понял, что он задумал. Тот газу добавил. Слова у меня в горле застряли, хотел Коляна отдернуть в сторону, да реакция под этими дурацкими таблетками, сам понимаешь, никакая. В общем, так нас и замотало. Кольку сразу под колеса затянуло, меня краем, ногу только перемолотило.

Парни с блока очередь дали, фура, протащив меня за собой, на пробитых колесах осела. Водилу вытянули, а он давай орать, что мы сами на дорогу выскочили, а он груженый, не успел отвернуть. Понаехало народу, комендатура, ВАИ, ГАИ. Чечена этого увезли разбираться. Фуру затем тоже перегнали. Даже не знаю, чем дело кончилось. Хотя не удивлюсь, если отпустили. Времена-то вроде как мирные наступили, все счета списали. Так командиру и объяснили — незачем ему было идти на злой умысел, несчастный случай.

Но это уже позже. А там, помню, лежал я у обочины и от кровавой мешанины под машиной лицо отвернуть не мог. Смотрел на куски разодранной формы. Автомат под вал замотанный, а он ведь у него через спину был заброшен… Кости белеющие… И тут понимание догнало. Орать начал во все горло. Парни подлетели, обезболивающее колоть стали, жгут затягивать. А я ору, и не от боли даже, хотя и от нее тоже, но больше от того, что шею заклинило, и глаза, вне моей воли и как будто даже вопреки, остатки от лица Коляна в этом месиве нашли. Да какое там лицо… фрагменты. Повезло, что командир тогда руками голову мою силой развернул к себе и что-то успокаивающее говорить начал. Слов не помню, помню лишь глаза его и как с неба начал снег валить нереально большими хлопьями. Потом погрузили меня в машину и в Ханкалу, там врач, цокнув языком, глянул на ногу, даже ткань резать не стал, только жгут перетянул. Не собрать мне здесь, говорит, могу только отрезать. Давайте на борт. Довезут — может, повезет.

Повезло, в общем, собрали. Год нога в «елизарове», а перед глазами, как слайд, Колян — вот он стоит курит, а вот уже… Автомат еще этот искореженный все время снился. По выписке — какой я боец на костылях? — попросили на пенсию. Да я и сам понимал, что все, отвоевался. Правда, Варя не отступилась, не ушла. Гнал ее не раз, еще в госпитале, а она молчала, но один раз не выдержала и как залепит мне оплеуху, да так, что в ушах зазвенело. Глазищами своими серыми на меня в упор смотрит и говорит, а у самой голос от слез дрожит: «Замолчи! Слышишь! Никуда не уйду. Обещал жениться, держи слово, офицер. И чтоб на свадьбе был в форме».

Слава помолчал, по-прежнему вглядываясь в снежник хребта, как будто именно ему рассказывал свою историю. Затем улыбнулся и продолжил:

— Что тут скажешь? Прижал к себе: «Выйдешь за меня, Варвара-краса, русая коса?» Она лишь кивнула и разревелась. Вот такой оборот. А дальше по-разному было. Сложнее всего было пытаться найти себя, привыкнуть к тому, что вот она, гражданка. Когда по телевизору что-то нас касающееся показывали, переключал — сил не было смотреть. Все встречи к минимуму свел — видеть никого не мог. Душу как будто на болевой излом выкручивали. Четкое ощущение себя как неудачника. Понял тогда людей, которые из запоев не выходят. Нет, не оправдал, а просто впервые подумал о том, что под пьяной анестезией действительно легче. Да и тут не повезло — организм на второй день водку просто не принимал. Вот ведь шутка — хотел бы спиться, да не получилось.

Потом Маруся родилась. Отвлекся. Но все равно накрывало иногда. Затем вот сюда приехали, и здесь все не просто оказалось. Я же эту красоту тоже не сразу разглядел. Не сразу и жизнь переоценил. Ну да это все присказка, сказка будет впереди. — И впервые за весь рассказ взглянул в глаза друга, увидел, видимо, то, что было нужно, хлопнул себя по коленям и поднялся. — А сейчас пошли-ка в дом, чаю тебе на травах налью!

* * *

В доме было тепло, но Бэла била непонятная дрожь. Он сидел на деревянной скамье у стола, обхватив горячую кружку двумя руками, наблюдал за Вячеславом и молчал. Не знал, что сказать. Было понятно, что друг не ждал утешения. Он крутил в руках зажигалку, которой зажег огонь под чайником, и о чем-то размышлял.

— Слав, ну ты чего маешься? — нарушил молчание Бэл.

— Не знаю, как тебе дальше рассказывать, чтобы ты у виска не покрутил.

— Когда-то ты уже боялся, что тебя сочтут дураком. Начни, а дальше война план покажет. Я понятливый.

— А, была не была. Где наша не пропадала! Значит, слушай дальше.

Приехали мы сюда. Обживаться стали. Для меня этот пейзаж за окном — как испытание на прочность. Помнишь, как в песне: «горы афганские, горы чеченские», а здесь горы камчатские. Смотрел на них, и вечный флеш-бэк: то первую командировку вспомню, то последнюю, то одно, то другое… Сначала все ждал, что намозолит глаза картинка, надоест и отпустит. А оно вроде как наоборот, еще сильнее накатывать стало. Тогда подумывать начал, что не вывезу я это великолепие. Но не сорвешься, не уедешь враз. Во-первых, не один ведь — с двумя хвостами. Во-вторых, оборудование, приборы не оставишь. В-третьих, понимал, что и дома не лучше будет. Запутался. Безнадега чернее запоя. Ненависть ко всей этой красоте накрыла.