Читать книгу - "Александр Великий. Дорога славы - Стивен Прессфилд"

— Я не знаю, зачем я держу тебя при себе.

— А как думаешь, — не унимается он, — полюбят тебя эти греки, если ты их освободишь?

Я смеюсь снова.

— Александр, они считают тебя землетрясением. Извергающимся вулканом.

— Но я ещё и человек.

— Нет. От этой привилегии ты отказался, приняв венец и встав во главе народа. Быть государем — это страшная участь. Ты думаешь, что отличаешься от своих венценосных предшественников? Но почему? Власть есть власть, и она всегда предъявляет к властителю свои требования. У тебя есть враги. Ты должен действовать. И действовать тебе придётся так же жестоко, как действовали другие цари, причём руководствуясь теми же самыми суровыми причинами. Парменион говорит, что невозможно быть одновременно и философом, и воином. Я добавлю: ещё менее возможно быть и человеком, и царём.

Я спрашиваю Теламона, как бы он поступил с вероломными послами.

— Казнил. Причём не откладывая это ни на минуту.

— А что делать с эллинскими полисами?

— Как и раньше, ничего. Просто принять случившееся к сведению и послать Антипатру золота, чтобы хватило на набор дополнительных войск.

В конечном счёте послов я прощаю: это отважные люди и патриоты, выполнявшие поручение своего народа. Но мною принято решение удержать их при себе в качестве заложников: надеюсь, это побудит их соотечественников к большей осмотрительности.

Что может быть более естественным, чем стремление заслужить добрую славу? Мы все хотим, чтобы нас любили, а завоеватель, возможно, стремится к этому даже более прочих, ибо жаждет признания не только от современников, но и от потомства. Когда мне было восемнадцать, после победы при Херонее мой отец послал меня с Антипатром в Афины. Мы привезли пепел афинян, павших в битве, и предложили вернуть без выкупа их пленных: столь благородным жестом Филипп намеревался умерить и ужас афинян, и их озлобленность.

Замысел удался, Афины встретили меня как благодетеля. Я признаю, что эта удача малость вскружила мне голову. Но вечером, на пиру, я подслушал фразу о том, будто бы всем обязан лишь рождению да случайному везению. Настроение моё резко переменилось. Антипатр заметил это и отвёл меня в сторонку.

— Сдаётся мне, маленький старый племянник (он использовал македонское выражение, означающее высшую степень дружеского расположения), что ты возвёл этих афинян в сан арбитров твоих достоинств и добродетелей. Между тем для этого нет ни малейших оснований: Афины не более как небольшое государство, пекущееся исключительно о собственной выгоде. В конечном счёте, Александр, о твоём характере и трудах будут судить не афиняне, сколь бы ни был славен и знаменит их город, а сама история, ибо лишь ей одной дано оценивать истину беспристрастно и объективно.

Антипатр был прав.

С того дня я решил не прикладывать ни малейших усилий для того, чтобы составить о себе хорошее мнение. Да горят они все в аду. Ты, конечно же, слышал о моей воздержанности по части пищи и плотских утех. Причина проста: я наказывал себя. Стоило мне поймать себя на желании произвести на кого-то хорошее впечатление, и я отправлялся спать без ужина. В одинокой постели. Мне пришлось пропустить много трапез и лишить себя многих маленьких радостей, прежде чем я взял этот порок под контроль. Или уверовал, что взял.

Глава 19
МАКСИМЫ ВОЙНЫ

Итан, ты провёл, служа в моей свите, уже девять месяцев. Как думаешь, не пришло ли время появиться из чрева?

Да, ты непременно получишь назначение. Очень скоро ты поведёшь людей в бой. Но не ухмыляйся так радостно: помни, что за тобой, как за человеком, обучавшимся воинскому искусству в моём шатре, я всегда буду следить с особым вниманием.

Все эти месяцы, с того момента как ты был принят на службу в Афганистане, тебе была предоставлена несравненная привилегия внимательно прислушиваться к речам полководцев, равных которым трудно сыскать в анналах истории войн. Каждый из командиров, для которых ты разрезал мясо и которым наливал вино, — Гефестион и Кратер, Пердикка, Птолемей, Селевк, Коэн, Полиперкон, Лисимах, не говоря уж о Филоте, Парменионе, Никаноре, Антигоне Одноглазом и Антипатре, которого ты не имел счастья знать, — каждый из них уже заслужил право на вечную память потомков как великий стратег и несравненный герой.

Теперь я требую от тебя той же верности, какую требую от них. Ты должен твёрдо усвоить все те правила и принципы, которыми руководствуется наша армия в бою. Почему? Потому что, как только начинается битва, я с того места, где буду находиться, смогу контролировать разве что действия соединения под моим непосредственным началом, да и то, в неизбежном хаосе схватки, далеко не в полной мере. Тебе, мой юный друг, придётся принимать самостоятельные решения, но самостоятельные — это не значит произвольные или случайные. Они должны соответствовать моим замыслам и моей воле. Вот причина, по которой я и мои полководцы проводим ночи напролёт, обсуждая стратегические вопросы, а вам, юношам, лишь готовящимся занять командные должности, дозволяется внимать этим беседам. Вот причина, по которой мы вновь и вновь возвращаемся к основополагающим принципам нашей тактики и стратегии, добиваясь, чтобы для каждого из нас они стали второй натурой.

Я попросил Эвмена, моего военного советника, скопировать мои письма, адресованные полководцам, дабы они стали доступными для изучения молодыми командирами. Эти письма должно изучать, как изучают в школе тексты поэтов или философов, но с одним существенным отличием. Ученик может расходиться во мнениях с учителем, но младший командир со старшим, подчинённый с начальником — никогда! То, что я вложил в ваши умы и руки, есть непреложный закон. Следуйте ему, и никакая сила не устоит перед вами. Но стоит вам презреть его, и мне уже не придётся вмешиваться, дабы навести порядок, ибо за меня это сделает неприятель.

О ФИЛОСОФИИ ВОЙНЫ

Птолемею, в Эфес:

Всегда атакуй. Даже находясь в обороне, атакуй. Атакующий обладает инициативой и таким образом господствует чад обстоятельствами. Атака придаёт солдатам отваги, защита делает их боязливыми. Если я узнаю, что мой командир занял на поле оборонительную позицию, он более не будет служить под моим началом.

Птолемею, в Египет:

Составляя планы, думай не об отдельных сражениях, а о целых кампаниях, не о ходе войны, а о её цели и результате.

Пердикке, из Тира:

Стремись к решающему сражению. Какой прок будет нам, если мы победим в десяти стычках, не имеющих значения, но проиграем одну, стратегически важную? Я хочу сражаться в битвах, которые решают судьбы держав.

Селевку, в Египет: