Читать книгу - "Суворов - Вячеслав Лопатин"

«Ура! Светлейший Князь. У нас шебека 18-пушечная. Корабль 60-пушечный не палит, окружен, Адмиральский 70-пу-шечный спустил свой флаг. Наши на нем», — доносил Потемкину Суворов. В записке, посланной им Нассау, сквозит ревность: «Увы! Какая слава Вам, блистательный Принц! Завтра у меня благодарственный молебен. А мне одни слезы».

Но Александр Васильевич все-таки внес лепту в окончательную победу. Ночью, когда турецкие корабли попытались выйти в море, заговорили суворовские батареи. Внезапность обстрела деморализовала турецких капитанов. Они решили, что сбились с курса и вместо пролива подошли к Кинбурнской крепости. Корабли стали на якорь. Раскаленные ядра, пробивая корабли насквозь, наносили тяжелые повреждения. Суворовские артиллеристы потопили семь судов (экипажи до 1500 человек, вооружение — 120—130 орудий). Сам он послал шлюпку к Нассау с предложением добить противника. Несмотря на протесты Джонса, боявшегося за свою оставшуюся без прикрытия эскадру, Нассау и Алексиано ринулись в атаку; пять линейных кораблей было сожжено, один фрегат взят невредимым. «Теперь у нас на Лимане идет окончательное, — радостно сообщил Потемкину Суворов. — В дыму слышно "ура!"». И, наконец, наступил финал сражения: «Виктория… мой любезный шеф! 6 кораблей».

Потемкин получил это известие на марше армии к Очакову. «Мой друг сердешный, любезный друг, — писал он Суворову. — Лодки бьют корабли, и пушки заграждают течение рек. Христос посреди нас! Боже! дай мне тебя найтить в Очакове. Попытайся с ними переговорить, обещай моим именем цельность имения и жен и детей. Прости, друг сердешный, я без ума от радости. Всем благодарность, и солдатам скажите».

В вихре дел Александр Васильевич успел отправить письмо в Смольный институт Наташе: «Здравствуй, Суворочка, с столь знатными победами. Тебе в подарок план».

Моряки были щедро награждены. За первую победу Нассау получил Георгия 2-й степени, за вторую — чин вице-адмирала и богатое имение. Алексиано по представлению Потемкина был пожалован в контр-адмиралы. Джонс, чья эскадра так и не приняла участия в сражении, получил орден Святой Анны, как и сидевший в Херсоне Мордвинов. Наиболее отличившиеся офицеры были награждены Георгиевскими крестами или богато украшенными шпагами с надписью «За мужество, оказанное в сражениях на Лимане Очаковском». Георгия 4-й степени получил и счастливчик Дама.

«Мы лодками разбили в щепы их флот и истребили лутчее, —доносил 19 июня Потемкин императрице. — Вот, матушка, сколько было заботы, чтобы в два месяца построить то, чем теперь бьем неприятеля. Не сказывая никому, но флот Архипелажский теперь остановить совсем можно… Бог поможет — мы и отсюда управимся».

Успех следовал за успехом. 1 июля флотилия Нассау уничтожила турецкие суда, спасавшиеся под стенами Очакова. В сражениях в лимане противник потерял 15 кораблей, не считая более мелких судов — целый флот, превосходивший Севастопольскую и Херсонскую эскадры вместе взятые. 3 июля в морском сражении севастопольцы заставили турецкий флот отступить.

Победы на юге имели важное стратегическое значение. 25 июня после устроенного в Петербурге благодарственного молебна за победу в лимане в столицу пришло известие о нападении шведов на пограничный укрепленный пункт Нейшлот. Король Густав III не без подстрекательства Англии и Пруссии открыл военные действия поблизости от столицы Российской империи. Рассчитывая на превосходство своего флота, он мечтал захватить Петербург и сбросить статую Петра Великого в Неву. Готовившийся к походу в Средиземное море Балтийский флот остался дома и дал отпор агрессору.

С очаковской осадой связаны обвинения Потемкина в гонениях на Суворова. Эта легенда оформилась под пером Полевого. По словам журналиста, Суворов, недовольный нерешительностью главнокомандующего и медленным ходом осады, воспользовался вылазкой турок и попытался захватить крепость, но, не получив поддержки Потемкина, понес серьезные потери. Раздраженный главнокомандующий сделал выговор генералу, и тот был вынужден перебраться в Кинбурн, где провел без дела четыре месяца. После взятия Очакова Потемкин не простил ослушника: тот оказался исключенным из списка генералов действующей армии. Защитила полководца императрица, направив его в армию Румянцева.

На самом деле армия с осадной артиллерией подтягивалась к Очакову в течение всего июля. Крепость окружалась полукольцом батарей и траншей. Жара и твердая почва затрудняли работы. 25 июля во время первой рекогносцировки, проведенной Потемкиным, турецкое ядро угодило в его свиту, смертельно ранив екатеринославского губернатора генерал-майора И.М. Синельникова. Через день турецкий гарнизон предпринял отчаянную вылазку и напал на левый фланг русской армии, которым командовал Суворов. Завязался горячий бой. Он шел с переменным успехом. В разгар схватки Александр Васильевич был ранен пулей в шею и покинул поле боя. Сменивший его генерал-поручик Юрий Богданович Бибиков не сумел организовать отход, и гренадеры понесли большие потери.

Последовал строгий запрос главнокомандующего. «Солдаты не так дешевы, чтобы ими жертвовать по пустякам, — писал он Суворову. — К тому же странно мне, что Вы в моем присутствии делаете движения без моего приказания пехотою, в линии стоящею. Ни за что потеряно бесценных людей столько, что бы довольно было и для всего Очакова. Извольте меня уведомлять, что у Вас происходить будет, а не так, что ниже прислали мне сказать о движении вперед». Не дождавшись рапорта подчиненного, Потемкин посылает второй запрос: «Будучи в неведении о причинах и предмете вчерашнего происшествия, желаю я знать, с какими предположениями Ваше Высокопревосходительство поступили на оное, не донеся мне ни о чем во всё продолжение дела, не сообща намерений Ваших прилежащим к вам начальникам и устремясь без артиллерии противу неприятеля, пользующегося всеми местными выгодами. Я требую, чтоб Ваше Высокопревосходительство немедленно меня о сем уведомили и изъяснили бы мне обстоятельно все подробности сего дела».

Двадцать восьмого июля двумя собственноручными рапортами Суворов подробно донес о происшедшем: несколько раз он безуспешно пытался вывести своих ожесточенно дравшихся солдат из боя. «Тут я ранен и оставил их в лутчем действии. По прибытии моем в лагерь посыланы еще от меня секунд-майор Курис и разные ординарцы с приказанием возвратитца назад. Неверные были сбиты и начали отходить». Следуют сведения о потерях: «…у противника — убито от 300 до 500, раненых гораздо более того. Наши потери — убито 153, ранено 210 человек». Задержку с уведомлением начальства он объяснил тем, что «при происшествии дела находился», а также «по слабости здоровья моего».

Лучшим доказательством того, что у Суворова не было намерения штурмовать Очаков, является отсутствие в его отряде артиллерии. Осадные работы только начинались. В донесении императрице главнокомандующий почти дословно повторил рапорт Суворова, подчеркнув героизм сражавшихся солдат и прибавив, что среди раненых — « Генерал-Аншеф Суворов легко в шею».

В личном письме Екатерине от 6 августа 1788 года Потемкин более откровенен: «Александр Васильевич Суворов наделал дурачества немало, которое убитыми и ранеными стоит четыреста человек лишь с Фишера баталиона. У меня на левом фланге в 6 верстах затеял после обеда шармицель^[10], и к казакам соединив два баталиона, забежал с ними, не уведомя никого прикосновенных, и без пушек, а турки его чрез рвы, коих много по берегу, отрезали. Его ранили, он ускакал в лагерь, протчее всё осталось без начальника. И к счастию, что его ранили, а то бы он и остальных завел. Я, услышав о сем деле, не верил. Наконец, послал пушки, под которыми и отретировались, потеряв 160 убитыми, остальные ранены».