Читать книгу - "Военные мемуары. Единство. 1942-1944 - Шарль де Голль"

И я заявил, что заранее уверен в результатах, ибо «исторический опыт двух тысячелетий подтверждает, что поверивший в гений Франции не обманывался никогда».

Ассамблея избрала своим председателем Феликса Гуэна^[74], а затем разбилась на следующие группы: «Сопротивление в метрополии» — председатель Ферьер, «Сопротивление за границей» — председатель Биссанье, «Независимые группы Сопротивления» — председатель Ориу, «парламентарии» — председатель Ориоль, «коммунисты» — председатель Марти. И действительно, Ассамблея на протяжении своей деятельности подвергла обсуждению все те важные вопросы, которые я поставил перед нею; за время, прошедшее от первого заседания Ассамблеи до высадки союзных войск, состоялось более пятидесяти пленарных заседаний; немало поработали и ее комиссии. Все министры алжирского правительства были связаны с ней. Чаще всего выступали на заседаниях Филип, осуществлявший связь Комитета с Ассамблеей, д’Астье — комиссар по внутренним делам, Мантон — комиссар юстиции, Массигли — комиссар по иностранным делам, Мендес-Франс — комиссар финансов.

Я лично присутствовал приблизительно на двадцати заседаниях, выступая то с общими докладами, то в прениях. Идеи и чувства делегатов, высказываемые при этом обмене взглядами, зачастую представляли для меня большой интерес, — ведь я очень хотел узнать самые затаенные чаяния этих людей. Поэтому я старался воодушевить Ассамблею, раскрыть делегатам все ее значение, добиться откровенного высказывания мыслей. В своих трудах Ассамблея проявила и понимание вопросов и убежденность, что производило должное впечатление как на французскую публику, так и на иностранных информаторов. Разумеется, больше всего времени Ассамблея посвятила обсуждению тех вопросов, которые особенно ее волновали: чистка, помощь движению Сопротивления, организация власти во Франции после освобождения.

Очень горячо и долго обсуждались вопросы о привлечении к судебной ответственности сановных особ Виши, о санкциях против должностных лиц, виновных в том, что они по своей инициативе усиливали предписываемые ими жестокие репрессии; о компенсациях пострадавшим. Делегаты настойчиво требовали от Комитета действовать в этих делах самым решительным образом и, если понадобится, даже нарушать для этого обычные правила и судебную процедуру.

Проблемы эти были предметом бурных обсуждений; на некоторых национальных комиссаров резко нападали за их мнимую слабость. Я прекрасно понимал, что вопрос о справедливом возмездии должен в первую голову занимать Ассамблею Сопротивления, и тем не менее, считал необходимым держаться той линии, которую определил для себя: санкциям подвергать только лиц, игравших видную роль в политике Виши, и людей, являвшихся прямыми сообщниками врага. В заморских территориях таких было очень немного. Но дебаты в Консультативной ассамблее выявили совершенно определенные настроения, и я уже предвидел, как трудно мне будет в метрополии сдерживать стремления к мести и добиться, чтобы только органам правосудия было предоставлено право карать виновных.

С такой же страстью Ассамблея выразила свое мнение о той помощи, которую оказывали организациям Сопротивления во Франции, устанавливаемой с ними связи, о нашей пропаганде. Вполне естественно, что у подпольных организаций, лишенных оружия и постоянно находившихся под угрозой, зачастую создавалось впечатление, что Лондон и Алжир помогали им не в полную меру своих возможностей. Поэтому многие делегаты сначала метали громы и молнии против наших «служб». Но после проверки они должны были признать, что сделано тут немало, а встречавшиеся при этом препятствия были велики. Им пришлось также убедиться, что действия во Франции различных союзных служб имели то неудобство, что они вызывали на местах всяческие раздоры, ослабляющие авторитет нашей страны, которым она обязана военными усилиями французов за границей. Однако боязнь задеть чем-нибудь англосаксов стала у «политиков» второй натурой, и из-за них Ассамблея не приняла по данному вопросу желательной для меня категорической резолюции.

Более спокойным, но столь же глубоким было обсуждение другого вопроса: каким образом во Франции будет восстановлена республиканская власть. Разумеется, решительно все считали, что маршал Петен и его правительство должны исчезнуть, — ничего другого им и не оставалось. И все находили, что тотчас же надо будет спросить мнение французского народа, созвать национальную ассамблею, которая разрешит конституционный вопрос. Но какого рода ассамблея должна это делать? Тут делегаты не были единодушны.

За осторожными речами коммунистов можно было угадать их план: произвести выборы прямо на площадях, лучше всего самым простым способом путем приветственных криков и под контролем организаций Сопротивления и их войск. Коммунисты, очевидно, рассчитывали, что при их умении действовать подобная система даст выгодные для них результаты. Испытанные парламентарии, такие как сенаторы Марсель Астье, Марк Рюкар^[75], Поль Жакоби, предлагали созвать ту самую национальную ассамблею, которая была распущена в июле 1940. Под воздействием освобождения она, несомненно, аннулирует полномочия, которые сама же и дала Петену, примет для проформы отставку Лебрена, изберет нового президента республики и выразит доверие моему правительству. Затем она сама себя распустит и уступит место новой палате депутатов и сенату, каковые будут избраны на основе прежней системы. Возможно, придется внести некоторые изменения в конституцию 1875, что и будет сделано согласно правилам, утвержденным этой самой конституцией. Таковы были тезисы тех, кто желал просто-напросто возвратиться к институтам Третьей республики. Они были немногочисленны. Подавляющее большинство определенно заявляло, что «старый режим» обречен. Надо, однако, сказать, что, по мнению многих делегатов, порочность этого режима скорее состояла в недостатке демагогии, чем в избытке ее. Они не считали, что нужно исправить прежнее положение — путаницу в функциях власти и в порядке ответственности, хотя она лишала страну сильного правительства, не давала ей возможности вести твердую и последовательную политику и отдавала ее на волю событий. Вернее, тут предполагалось внести изменения, но такие, при которых путаница зашла бы еще дальше и исполнительная власть была бы уж просто-напросто фикцией.