Читать книгу - "Движение вверх - Сергей Белов"

Очень трудно определить, чей вклад в победу более важен. Тем более трудно с учетом того, что крайне редки ситуации, когда один и тот же тренер ведет атлета к вершине от самого ее подножия, с момента его первых шагов в спорте. Как правило, детский тренер передает воспитанника юношескому, затем наступает пора тренеров на уровне мастеров. Меняется и роль наставника — если поначалу он является для начинающего спортсмена всем, то впоследствии, выступая «по мужикам», спортсмен нуждается в каких-то особенных советах, помощи в подготовке к конкретным соревнованиям, в то время как общие основы спортивного мастерства он уже освоил и может сохранять их самостоятельно.

Очень важно органичное сочетание ролей тренера и спортсмена. Роль тренера — дать развиться самобытности, самостоятельности спортсмена, а не убить их. Тренер, какой бы великий он ни был, все равно смотрит на игру извне, у него другое видение происходящего на площадке. Он может смоделировать игру, но не способен сыграть ее.

Великое счастье игрока в том, что он может реализовать себя творчески, доказать, что все, чему он научился, он способен применить в игре и доказать, что он прав. Все новое, чему спортсмен учится в течение своей карьеры, он должен пропускать через себя — это черта большого спортсмена. Я всегда брал все лучшее от каждого тренера, который со мной работал, и всегда относился к полученному критически. Часто я понимал: это не мое, и делал по-своему. Когда начинаешь делать по-своему, не всем это нравится. Великий игрок — тот, кто сумел доказать свою правоту. И в возможности доказать это — счастье игрока.

Роль игрока, какой бы масштабной личностью ни был тренер, совершенно уникальна. Если тренер — стратег, организатор победы, то исполнитель ее — все-таки спортсмен, как бы он ни был зависим от наставника, чем бы он ни был ему обязан.

Мне повезло в том, что на протяжении моей жизни в спорте судьба свела меня с несколькими великими тренерами, настоящими профессионалами, пламенно любившими свое дело. На этапе моего становления это были Реш и Густылев, без которых я точно не добился бы чего-то в большом спорте. В элите баскетбола этими людьми для меня стали Александр Яковлевич Гомельский и Владимир Петрович Кондрашин.

Безусловно, каждый созданный Богом человек уникален и своеобразен. Масштаб его уникальности и своеобразия тем больше, чем больших успехов и свершений он добился. В связи с этим мой рассказ о двух лучших тренерах отечественного баскетбола не должен восприниматься как политически корректный или некорректный, как восхваление или поношение. Больше всего я далек он мелочного стремления свести с кем-то счеты, отомстить, кого-то обидеть. Тем более мерзко было бы заочно сводить счеты с людьми, которые уже ушли в вечность и не могут ответить тебе.

Поэтому главное, что я хочу донести до читателя, — это то, что оба тренера, и Кондрашин, и Гомельский, были по-настоящему великими людьми, сделавшими очень многое для своей страны. И, будучи великими, они были внутренне неоднозначными людьми. Им были свойственны ошибки и недостатки. Но главное в них — это масштаб того хорошего, что позволило им добиваться великих побед.

Я решил написать правдивую книгу, не приукрашивая действительность. Живые люди с их ошибками и недостатками значительно дороже мне, чем образы, кастрированные официальной историографией и представлениями о политкорректности. Рассказ о них именно в объективном ключе кажется мне более предпочтительным и более полезным для грядущих поколений. При этом я подчеркиваю, что мне дороги как память об этих людях, так и чувства их родных и близких, и я не хочу обидеть кого бы то ни было.

Это вступление наверняка было необходимо с учетом того, что народная молва давно превратила нас с Гомельским чуть ли не во врагов. Апологеты Александра Яковлевича достаточно часто упрекают меня в неблагодарности, черствости по отношению к своему многолетнему наставнику, которому я «обязан всем». Вряд ли я особо любим и кругом экзальтированных почитателей Владимира Петровича Кондрашина, которыми любое сомнение в величии ленинградской школы баскетбола и в том, что ее разрушили происки Москвы во главе с Гомельским, подчас воспринимается наравне с отрицанием Холокоста.

Я далек от политики, тем более местечкового толка, и не хочу иметь ничего общего со штампованным и истеричным восприятием личностей Гомельского и Кондрашина. Это не мешает мне как критиковать их, высказывая свою точку зрения, так и считать их обоих великими людьми и бережно относиться к их памяти.

Гомельский

Сразу же я хотел бы расставить точки над «i» по поводу моей «черной неблагодарности» по отношению к Гомельскому. Я знаю, что многим обязан своему многолетнему наставнику, и, безусловно, благодарен ему за это, однако его роль в моем успехе я не стал бы возводить в Абсолют. По крайней мере, формулировка «Белов обязан Гомельскому всем» коробит меня и кажется мне полным бредом.

Действительно, Гомельский привлек меня в сборную, наверное, не без его участия я попал в ЦСКА, он «авансом» взял меня в двенадцать на чемпионат мира в Уругвай, создавал для меня впоследствии материально комфортные условия в клубе и сборной. Но всего этого не было бы, если бы я упорнейшим трудом не взращивал свое мастерство, не старался использовать все предоставляемые мне судьбой шансы, не становился постепенно лидером команды. Кто-кто, а Александр Яковлевич не был альтруистом и не стал бы транжирить столь непросто дававшийся ему тренерский и административный ресурс из одной лишь симпатии к баскетболисту. Да и не было у него ко мне никакой особой симпатии, по крайней мере, на первых порах. На завершающем этапе моих выступлений — и подавно.

На самом деле, жесткая трепка, устроенная мне Гомельским в сборной поначалу, в чем-то пошла мне на пользу, окончательно лишив юношеских иллюзий и дав настоящую мужскую закалку. Но в чем-то она пошла мне и во вред. Вместо того чтобы развивать свои лучшие индивидуальные качества, готовясь к их полноценной реализации на площадке, я боролся за выживание, за место под солнцем, и, прояви я чуть меньше настойчивости и бойцовских качеств, мир мог бы вовсе не узнать баскетболиста Сергея Белова.

С другой стороны, Гомельский не был врагом себе и не мог не использовать по полной те тренерские возможности, которые на определенном этапе стала предоставлять ему моя игра. В любой стране, даже такой громадной, как СССР, обойма элитных спортсменов не так уж велика, и не поддерживать лидеров в своем виде спорта, не давать им выступать на высшем уровне не позволили бы любому самому авторитетному тренеру.

Помощь и поддержку Александра Яковлевича, его роль в моей спортивной судьбе я высоко ценю и не преуменьшаю. Но и переоценивать их не надо. Конструктивное, профессиональное и обоюдно выгодное сотрудничество — вот как правильно все это называть.

Отношение Гомельского к игрокам претерпевало несколько этапов эволюции. Поначалу, на стадии становления спортивного мастерства баскетболиста, могучая личность Александра Яковлевича доминировала над ним подавляюще. В случае выхода игрока на лидирующие позиции в команде отношение «главного» менялось — становилось более уважительным и доверительным. Впрочем, это никогда не мешало ему в любой момент вернуть все на круги своя — при первых признаках утраты игровых кондиций, появления «неправильных» настроений у игрока Гомельский запросто мог «размазать» любого лидера, еще недавно входящего в близкий доверительный круг его общения.