Читать книгу - "Революция и семья Романовых - Генрих Иоффе"

В соответствии с некоторыми архивными документами, использованными английскими авторами А. Саммерсом и Т. Мэнголдом, именно под давлением «левой общественности» английское предложение о предоставлении убежища Романовым (официальное решение об этом было принято в 20-х числах марта) к середине апреля начало «тихо испаряться»[367]. Бьюкенену было предложено сообщить в Петрограде о предпочтительности отправки семьи Романовых в другую страну, например во Францию. Соответствующие указания были даны английскому послу в Париже лорду Берти. Он, однако, ответил, что приезд Романовых во Францию также не будет приветствоваться. И в начале мая Бьюкенен сообщил Временному правительству, что до конца войны приезд царской семьи в Англию нежелателен[368]. В последующие три месяца, пишут А. Саммерс и Т. Мэнголд, вопрос о предоставлении убежища Романовым в Англии «исчезает из официальной переписки»[369]. Случайно ли это? По-видимому, нет. Если уже во второй половине апреля – начале мая англичане пришли к выводу о политической нецелесообразности приезда семьи бывшего царя в Англию, то тем более они должны были уверовать в это позднее. К тому же Временное правительство в летние месяцы 1917 г., как уже отмечено выше, само не склонно было активно будировать этот вопрос и официально ставить его перед английским правительством. Как «тихо испарялся» вопрос о предоставлении убежища Романовым в Англии, так и «тихо испарялся» вопрос об отправке Романовых из России. Обе стороны в общем хорошо понимали друг друга…

Вся история с несостоявшимся отъездом Романовых за границу опровергает позднейшие разглагольствования Керенского и других о том, что в основе отношения Временного правительства к свергнутому царю лежали только «гуманистические принципы». Не гуманизм, а так называемая реальная политика, конъюнктурный расчет брали тут верх…

Но если в силу политических соображений Англия для Романовых отпадала, то такие же соображения не позволяли продлить и их пребывание в «позолоченной тюрьме» Александровского дворца, вблизи бурлившего Петрограда. Позднее Керенский уверял, что июльские события в столице внушили ему беспокойство за судьбу царской семьи, и, опасаясь какой-либо новой революционной вспышки, он решил отправить ее в более безопасное место. Это утверждение находится в противоречии с утверждением Керенского о том, что «человек улицы» перестал интересоваться Романовыми. Но Керенский, пожалуй, прав в другом: революционные массы не испытывали кровожадных чувств по отношению к свергнутому царю. Вспомним, что, когда Петроградский Совет после «экспедиции Мстиславского» в Царское Село убедился, что Романовы «под надежной охраной», вопрос о них больше не возникал. Напротив, мы видели, что к лету вокруг Александровского дворца заметно активизировалась заговорщическая деятельность черносотенно-монархических элементов. Но главное даже было не в них. В середине июля Керенский уже располагал некоторыми данными о крепнувших антиправительственных настроениях в Ставке и увязывал их с угрозой монархической реставрации. Его подозрения особенно вызывала деятельность главного комитета «Союза офицеров армии и флота», а затем и нового «верховного» – генерала Корнилова. Поэтому есть все основания предполагать, что решение Керенского вывезти Романовых из Царского Села было продиктовано не столько боязнью революции, сколько боязнью тех крайне правых элементов, которые набирали силу в корниловско-бонапартистской контрреволюции. Одно из свидетельств тому – отказ переправить Романовых в Крым, куда они выражали желание уехать.

В Крыму уже находились некоторые члены бывшей императорской фамилии, в том числе, мать Николая II Мария Федоровна, бывший верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич, великий князь Александр Михайлович и др., с которыми семья Николая поддерживала связь. Здесь, в Крыму, монархисты создали свою организацию, так называемую «партию 33-х». В нее входили генерал Ностиц, барон Корф, сенатор Танеев (отец Вырубовой), графиня Келлер и др. По сообщениям местных газет, эта группа имела даже свой радиотелеграф, находившийся в Чаире. Еще в апреле 1917 г. в Ялту из Севастополя приезжала следственная комиссия в сопровождении матросов и солдат. Были произведены обыски в имениях великих князей, временно отключены телефон и телеграф и т. д.[370]

В июле 1917 г. местные монархисты предприняли свою первую акцию: разбросали в Ливадии большое количество листовок с призывом восстановить монархию. Листовки были подписаны «Центральным комитетом общества «Вперед за царя и святую Русь»».

По-видимому, учитывая все это, Керенский отверг вариант с отправкой Романовых в Крым. Решено было остановиться на далеком сибирском городе Тобольске, находившемся на расстоянии около 250 км от ближайшей железнодорожной станции Тюмень.

По имеющимся в литературе сведениям, это решение было принято не без влияния известного черносотенца Гермогена, который после Февральской революции был назначен тобольским епископом «революционным» обер-прокурором синода В. Н. Львовым. Прибыв в Тобольск, Гермоген завязал переписку с Временным правительством, настаивая на переводе Романовых в Тобольск[371]. В конце июля в Петроград на съезд губернских комиссаров Временного правительства приезжал тобольский губернский комиссар В. Н. Пигнатти[372]. Тогда-то, по-видимому, и были согласованы конкретные вопросы, связанные с переездом Романовых в Тобольск. Но почему именно в Тобольск? В основе этого выбора лежал, конечно, и политический расчет. Тобольск – это Сибирь, а Сибирь – это ссылка, и потому, отправляя туда бывшего царя, Керенский, по-видимому, рассчитывал «набрать очки» в левых кругах. Вместе с тем, выводя Романовых из зоны наибольшего революционного кипения, Керенский мог надеяться, что в правом лагере «тобольский вариант» будет понят как проявление заботы об их безопасности, что принесет ему некоторый дивиденд и здесь.

Как пишет в своих воспоминаниях Бенкендорф, перед отъездом Романовых в Сибирь он спросил у Керенского, как долго царская семья пробудет в Тобольске. Керенский доверительно ответил, что сразу же после Учредительного собрания, которое соберется в ноябре, Николай II и его семья смогут свободно вернуться в Царское Село или выехать в любое место, куда пожелают[373]. Сам Керенский позднее также писал, что, по его предположениям, весной 1918 г. Романовы из Тобольска смогли бы уехать за границу, первоначально в Японию[374].