Читать книгу - "Ливонское зерцало - Сергей Михайлович Зайцев"

только Матушка. Она и явилась последней в сопровождении молодой красавицы-ведьмы. Собака и козёл заботливо накинули плащи им на обнажённые плечи. После чего десятки крепких рук подняли Матушку и поставили на плоское каменное возвышение у торцовой стены. Матушка Фелиция скинула клобук. Она улыбалась спокойно, величественно, держалась царственно, и глаза её празднично сияли. Призывая ассамблею к вниманию, она воздела обнажённые руки над головой. И тут же наступила тишина.

Один из волшебников почтительно повернулся к ней спиной:

— Мы приветствуем тебя, Матушка! Распоряжайся нами, как Господин наш распоряжается тобой...

Сначала царственная Фелиция приняла с десяток прошений, написанных на чёрной бумаге кровью. Затем она рассудила несколько споров между неопытными молодыми ведьмами, не научившимися ещё ладить друг с другом, не научившимися миром делить между собой влияние над дураками, над простаками. После того Фелиция выслушала порочные желания пяти или шести присутствующих, коих выбирала по своему усмотрению. И в назидание другим громким, по-девичьи звонким голосом дала им советы — как вернее желаемого достигнуть. Но поскольку порочные желания всех опрошенных были однообразны и касались главным образом сожительства с тем-то или с той-то, Матушке Фелиции сей опрос быстро наскучил, и она больше никого не вызвала из толпы.

Она рассказала, что привиделся ей прошлой ночью необычный сон... Будто Господин их сидел в пустыне на высоком троне с тринадцатью ступенями, и рога у него отливали червонным золотом, а крылья были из меди. Глаза его смотрели приязненно. Господин молчал, и он явно улыбался. И некая неодолимая сила держала её, Фелицию, возле трона, не позволяла шагу ступить прочь. Будто хотел Господин ей что-то сказать, но медлил. Именно её держала эта волшебная сила, и именно ей улыбался всемогущий Господин, потому что, кроме них двоих, никого в беспредельной пустыне не было. Впрочем, нет, два города ещё были — стёртым пфеннигом валялся в раскалённом песке Иерусалим, и стёртым грошем чуть дальше — Рим. Всё молчал Господин и смотрел, смотрел, улыбался. Потом отпустил её... И она думала об этом целый день: что мог означать такой сон? И поняла: Господин хочет сказать ей нечто важное, потому состоится разговор, тот, что не всегда удаётся завести. И уважаемое собрание должно потерпеть, пока она будет разговаривать с Господином, с Владыкой. Будут вести!

Сказав всё это, Фелиция подошла к алтарю, что тоже был на каменном возвышении...

Благодаря достаточно яркому освещению всей братии было хорошо видно лицо Фелиции. Та с закрытыми глазами долго и неподвижно стояла в центре каменного круга, положив правую руку на алтарь, на сатанинский молитвенник, переплетённый волчьей кожей, с белыми, чёрными и красными страницами. Губы Матушки Фелиции шевелились, но что она шептала, никому не было слышно. Она, должно быть, уже разговаривала с Владыкой. Простому смертному и не положено слышать, что говорила она, высокий иерарх, их всемогущему Господину... Все видели, как под закрытыми веками вздрагивали глазные яблоки Фелиции. Быть может, она спала, и общение с Владыкой происходило во сне. Но общение было — верховный Владыка пустил Матушку к себе. Братья и сёстры определили это по тому, как светлело временами лицо Фелиции, и по тому, какой необыкновенный восторг то и дело отражался на нём.

— Матушке удалось сегодня! — нёсся над склонёнными головами тихий шёпот.

— Матушка говорит с ним!

— Мы услышим сегодня вести!..

Лицо Матушки Фелиции было обращено к Бафомету. Горящие, словно уголья, глаза идола грозно и напряжённо смотрели из полумрака ниши. Голова Бафомета — голова чёрного козла — слегка выдавалась в освещённое пространство. Блестели, будто жемчуга, ощеренные зубы. Тело идола лишь смутно угадывалось в темноте: оно было большое — почти в два человеческих роста, — покрытое косматой шкурой. Кто стоял поближе, чувствовал: тело идола, как печка, источало жар. От Бафомета едко тянуло горелой серой.

Время от времени глаза-уголья идола как бы разгорались, и тогда красноватые медные отблески ложились на лицо Матушке Фелиции, восторженная улыбка играла у неё на губах. Под закрытыми веками все двигались глазные яблоки, будто внутренним взором Фелиция старалась охватить кого-то огромного, неохватного, стоявшего перед ней, — Господина.

На стенах помещения горели свечи — сотни и сотни чёрных свечей. Здесь, в храме, сейчас собралась довольно большая толпа, собралось весьма пёстрое общество. Мужчины, женщины, ведьмы и ведьмаки, колдуньи и колдуны, ворожеи и демоны, демоны, демоны. Они замерли все в благоговейном ожидании. И не было ни малейшего движения воздуха — пламя свечей почти не колебалось.

В храме царила тишина. Она нарушалась только дыханием Бафомета. Он был живой идол, он покачивал головой, он, сидя на троне, скрытом в глубине ниши, иногда двигал ногами; он видел и слышал, с ним можно было общаться. Его лёгкие — кузнечные меха; его глаза — всё прожигающий огонь; его дыхание — дыхание ада; его желания — закон; его воля — воля Люцифера. Никто из присутствующих не сомневался в этом.

Матушка Фелиция наконец открыла глаза и вздохнула.

Все, кто был в храме, подняли головы и устремили взоры к ней, пробудившейся.

Кто-то из толпы спросил:

— Ты видела его, Матушка?

Фелиция кивнула:

— Да, я видела! Правда, только издалека. Зато несколько раз...

— Ты говорила с ним?

Матушка Фелиция с сожалением покачала головой:

— Нет. Он был далеко и голоса моего не услышал. А кричать ему я не осмелилась... Я, простая смертная женщина. Могу ли я кричать в присутствии Люцифера?

Нетерпеливые молодые ведьмы спешили услышать:

— С кем же ты говорила? Мы видели, твои губы шевелились...

Фелиция сняла руку с алтаря, с сатанинского молитвенника, и сошла с возвышения. Ведьмы, ведьмаки и демоны окружили её плотным кольцом.

И Фелиция сказала:

— Со мной говорили прекрасноликие князья тьмы: Баал-Зебуб, Астарот и Молох!

Братья и сёстры пришли в возбуждение:

— О! Ты видела их, Матушка!..

При одном только упоминании имён князей тьмы все присутствующие покорно опустились на четвереньки.

Фелиция чувствовала безграничную власть Господина, проводником которой была.

— Да, они передали волю Люцифера.

— Какова же она? — ассамблея притихла.

— Владыка хочет жертвы.

Они услышали то, что хотели услышать. В глазах присутствующих засветилась радость. Многие пали ниц перед Бафометом, глаза которого то разгорались ярче, то слегка затухали.

— Жертвоприношение! — повторяли с восторгом ведьмы.

— Наконец-то жертвоприношение!.. — восклицали демоны, корчили друг другу рожи и скакали.

Дыхание Бафомета стало громче, чаще. Идол тоже пришёл в возбуждение. Из ноздрей его то и дело вырывались облачка сизого дыма. Сильнее запахло серой. Козлиная