Читать книгу - "Дела плоти. Интимная жизнь людей Средневековья в пространстве судебной полемики - Ольга Тогоева"

Возможно, как и при наказании «бегом» за адюльтер, в данном случае в «Кутюмах Тулузы» сказывалось влияние пиренейской правовой традиции, в свою очередь перенявшей многие нормы уголовного судопроизводства из Византии. Здесь, начиная с VI в., мужеложество также признавалось преступлением и наказывалось соответствующе^[517]. Вот почему кастрация упоминалась и в Livre de Jostice et de Pleti данный сборник кутюм в действительности являлся частичным пересказом законодательства Юстиниана^[518].

Тем не менее, как показывают конкретные судебные казусы и юридические тексты более позднего времени, во Франции данная норма не прижилась, и основным наказанием за нетрадиционные сексуальные отношения здесь являлось сожжение заживо (хотя, повторюсь, суть этих отношений так и оставалась непроясненной)^[519]. Именно так предлагал поступать с содомитами Жан Бутейе, многие годы прослуживший королевским бальи в Турне, а под конец жизни ставший советником в Парижском парламенте. Его сборник обычного права «Деревенская сумма» (Somme rural, 1393–1396 гг.) не только являлся одним из наиболее авторитетных сочинений XIV в., но выдержал 23 издания на протяжении XV–XVII вв.^[520] Давая определение содомии как преступления «противного человеческой природе, которое не следует совершать ни мужчине, ни женщине»^[521], Бутейе добавлял, что виновных в нем следует вздернуть на виселице, а тела их сжечь^[522].

Удивительно, что при таком внимании к данному преступлению со стороны составителей сводов обычного права Франции, в королевском законодательстве XIII–XV вв. о содомии и ее преследовании не говорилось ни слова. Возможно, подобное замалчивание могут отчасти пояснить слова того же Жана Бутейе, писавшего, что это правонарушение «столь отвратительно, что людям не следует ни знать, ни говорить о нем»^[523]. Даже когда «Большие хроники Франции» повествовали об Аденольфо IV д’Аквино, графе Ачерре, наместнике Карла II Анжуйского (1248–1309) в Провансе, которого объявили в 1294 г. «жестоким содомитом и предателем своего сеньора» и отправили на костер, предварительно проткнув металлическим прутом, конкретный состав его преступления широкой аудитории не сообщался^[524]. (Илл. 11)

Так или иначе, но полное отсутствие упоминаний о содомии во французских ордонансах, безусловно, связано с тем фактом, что и соответствующая судебная практика Парижского парламента — центрального королевского суда страны — также была в этот период более чем скромной. Кроме того, как мы уже успели убедиться, в тех редких случаях, когда подобные дела все же фиксировались в уголовных регистрах, в них — как и в сборниках кутюм — отсутствовало внятное описание самого состава преступления, что не позволяет нам с уверенностью говорить о том, шла ли речь именно о гомосексуальных отношениях. Та же ситуация наблюдалась в церковных судах, обладавших правом светской юрисдикции, или, к примеру, в суде парижского прево, заседавшего в Шатле. Так, мы уже никогда не узнаем о конкретном составе преступления, совершенного неким Жанно Шико: краткая запись в регистре аббатства Сен-Жермен-де-Пре за 1307 г. сообщала лишь о его аресте «по обвинению в содомии», что не позволяет нам приблизиться к пониманию сути данного дела^[525]. Что же касается «Уголовного регистра Шатле» конца XIV в., то все преступления, представленные в нем и характеризуемые как «содомия» (bougre rie), на поверку оказывались связаны со скотоложеством и не имели отношения к гомосексуализму, хотя и описывались исключительно подробно^[526].