Читать книгу - "Нюрнбергский дневник - Густав Марк Гилберт"

Геринг теряет аудиторию

Полковник Эндрюс попросил меня составить новый план размещения обвиняемых за обедом. Помещение столовой для обвиняемых предполагалось поделить на 5 отсеков, причем в четырех из них должны были разместиться все, кроме Геринга, которому было решено отвести для приема пищи отдельный, пятый отсек. С учетом психологической восприимчивости и характера отдельных обвиняемых, а также в целях воспрепятствования Герингу влиять на них мною был предложен следующий план размещения:

1-й отсек — «молодые обвиняемые»: Шпеер, Фриче, Ширах, Функ (что обеспечивало изъятие Фриче и Шпеера из-под опеки Геринга и обеспечение возможности для Шираха убедить остальных в обмане Гитлером молодого поколения немцев и пагубности расовой политики для Германии в целом).

2-й отсек — «пожилые обвиняемые»: Папен, Нейрат, Шахт, Дёниц (находясь в этой группе, пожилые обвиняемые консервативных убеждений при поддержке Шахта обретали возможность прийти к осознанию вины Гитлера и Риббентропа и, кроме того, повлиять на Дёница, помочь ему избавиться от раздиравшего его внутреннего конфликта — «чести офицера» и собственных моральных установок).

3-й отсек — Франк, Зейсс-Инкварт, Кейтель, Заукель (Кейтеля необходимо было отделить от Геринга и предоставить ему возможность прислушаться к страстным упрекам Франка в адрес Гитлера, воспрепятствовать сознательному вытеснению своей вины и дозреть до готовности к ее признанию. В общем и целом рассчитывать на особую общительность членов данной группы между собой было бы наивно, однако здесь хотя бы отпадала проблема агрессивного непризнания ими своей вины).

4-я отсек — Редер, Штрейхер, Гесс, Риббентроп (группа самых упрямых и убежденных нацистов, в которой, однако, вследствие присутствия Штрейхера, склонного из всего делать тайну Гесса, осмотрительного и не склонного распускать язык Редера и утратившего всякую надежду на избавление Риббентропа всякие беседы на запретные темы вряд ли могли бы стать обычаем — обвиняемые просто психически нейтрализовали бы друг друга).

5-й отсек — Йодль, Фрик, Кальтенбруннер, Розенберг.

6-й отсек — Геринг.

18 февраля. Геринг взбешен

Обеденный перерыв. Обвиняемые не скрывали недовольства, когда им было указано занять свои места за обедом в соответствии с выработанным планом. Особенно негодовал Геринг, вынужденный сидеть в одиночестве в крохотном отсеке. Формально он сетовал на недостаток дневного света и холод в помещении, хотя всем и каждому было ясно, что истинной причиной его возмущения была потеря аудитории. Франк выразил свое согласие с новым распорядком. Шахт хоть и был раздражен, однако подчеркнул, что ко мне лично антипатии не питает. Шпеер, судя по его виду, был даже доволен нововведениями. Другие из его отсека протестов не выражали. Риббентроп и Редер сидели с оскорбленным видом — им было явно не по душе принимать пищу в обществе такой фигуры, как Штрейхер. Гесс был даже горд тем, что его «угнетали» — вышагивал по пути в столовую как на параде. Но большинство обвиняемых были склонны винить во всем Геринга.

Когда они поодиночке спускались в столовую, Геринг, встав у входных дверей, пытался заглянуть каждому из них в глаза, как бы приглашая их высмеять новые американские порядки, однако все, за исключением Гесса и Редера, упорно отводили взгляд. Когда его привели к скамье подсудимых последним, он снова попытался вызвать в своих коллегах по обвинению жалость к самим себе по поводу «угнетения». Но никто из них на эту уловку не поддался.

Послеобеденное заседание. Когда обвинитель от Советского Союза стал приводить факты и детали зверских убийств женщин и детей и нанесения им тяжких увечий, Геринг моментально сник и продолжал сидеть с удрученным видом, хотя большую часть обвинений предпочел не слушать.

Тюрьма. Вечер

Вечером я навестил обвиняемых самых разных психологических типов с целью узнать их первую реакцию на нововведения тюремной администрации.

Камера Шпеера.

— Значит, вы подсунули ко мне Функа и Шираха, — веселился Шпеер. — Рано или поздно мы все же склоним эту парочку к однозначно негативной оценке Гитлера.

— Поскольку именно на меня было возложено решать, кому с кем сидеть за обедом, — ответил я, — я выбрал путь, который бы способствовал восторжествованию истины и устранению влияния Геринга, лишения его возможности оказывать давление и запугивать людей слабохарактерных.

— Это абсолютно верное решение. Геринг действительно насаждал моральный террор среди обвиняемых. Он даже пытался решать, что и когда им говорить. Я не рассказывал вам, что в самом начале процесса он подошел к Шахту и попросил его заявить судьям, что Гитлер был крайне недоволен его, Геринга, деятельностью на поприще ремилитаризации Германии? Но когда в ходе процесса Шахт заявил, что Геринг — болван по части экономики и не годится на должность «уполномоченного по выполнению четырехлетнего плана», то Геринг вдруг заявляет Шахту, что теперь подобные высказывания последнего ни к чему. Он везде совал свой нос, каждого поучал.

— Мне кажется, и Шираху, и Функу удалось бы с большей пользой для себя организовать свою защиту, окажись они за одним столом с вами и Фриче, а не с Герингом, — высказал мнение я. — Я хотел подсадить к вам и Дёница.

— Нет, так лучше, потому что в присутствии Дёница даже я ощущаю некоторую скованность.

Камера Франка. Франк снова заявил мне, что рад тому, что эра общих прогулок и общего приема пищи, неизбежно связанная с вещанием во весь голос и выслушиванием глупостей, миновала, и он теперь обрел наконец покой.

— Нам не дано заглянуть судьбе в глаза и при этом пытаться сохранить прежние дружеские отношения. Сначала я радовался знакомству с многими из тех, кого прежде не имел возможности знать. Но если переживаешь такую полосу, тебе необходим покой и тишина для медитации. Теперь я хотя бы прогуливаюсь в одиночестве, могу помолиться, сосредоточиться для медитации. А эти вечно несли свой вздор. Защита, защита…

И никогда ни слова о нашей вине. Они не имеют представления о трагедии человечества. Вы не читали последнюю речь пастора Нимёллера? Его слова очень многих лишили покоя. А сказал он, что люди склонны бесконечно говорить о своем горе, но умалчивать о своей вине. Он прав. Кое-кто из нас, может, и недоволен новым распорядком, но лично я воспринимаю его, как благо. Я так успел привыкнуть к этой монашеской жизни, что действительно считаю эти меры благом. Спокойно обедаешь, спокойно гуляешь, у тебя есть возможность сосредоточиться для медитации — это же чудесно!

19 февраля. Советский документальный фильм

Обеденный перерыв. Большинство обвиняемых быстро смирились с новыми порядками. Один Геринг продолжает возмущаться ими, причем происходит это по мере осознания того, что у большинства коллег факт его отделения от всех вызывает либо равнодушие, либо антипатию, но никак не сочувствие. Эра геринговской тирании завершилась, это ни у кого не вызывает сомнения. Самому же Герингу это ох как не по душе. Он продолжает непрерывно жаловаться на холод и искусственный свет в своем помещении.