Читать книгу - "Четыре королевы - Нэнси Голдстоун"

Политическая преемственность была, таким образом, установлена ко всеобщему удовлетворению, и теперь Шахар с мамлюками могли вернуться к вопросу о французских пленниках. На счастье короля Франции, мамлюки весьма ценили большие выкупы. Новоиспеченный султан решил придерживаться соглашения, достигнутого Туран-Шахом. Между ведущими советниками египетского владыки и французами-пленниками началось совещание, в ходе которого были оговорены все детали. Договорились, что Людовика и всех знатных французов отпустят сразу же после сдачи Дамьетты, им будет предоставлена возможность беспрепятственно добраться до Акры, еще принадлежащей христианам. Маргарита обязалась заплатить двести тысяч ливров, чтобы короля отпустили из военного лагеря египтян; остаток должен был поступить уже из Акры. Египтяне пообещали защитить тех французов, которые лежали больные или раненые и не могли сразу покинуть Дамьетту.

Эмиров так впечатлила искренность Людовика, что какое-то время они, кажется, всерьез взвешивали мысль: а не сделать ли его султаном Египта. «Король спросил, как, по-моему, он должен был поступить, если бы это государство было ему предложено, — рассказывает Жуанвиль. — Я ответил, что, согласившись, он поступил бы весьма глупо, если вспомнить, что эти эмиры убили своего прежнего господина. Однако он признался мне, что не отказался бы от такого предложения». В конце концов эмиры заметили, что король Франции не покидает своего шатра, предварительно не простершись ниц и не сотворив крестного знамения, и, поразмыслив, поняли, что эта привычка не обещает легкого обращения в ислам, а потому от идеи отказались.

Ранним утром следующего дня Жоффруа де Сержин, достойный доверия французский дворянин, был направлен в Дамьетту, чтобы известить королеву об условиях сдачи. Маргарита испытала огромное облегчение, услышав, что Людовик жив и переговоры о его освобождении состоялись. Но размеры выкупа потрясли герцога Бургундского и его советников; кроме того, они не доверяли обещаниям врага. Состоялась жаркая дискуссия, стоит ли соглашаться на договор и покидать город; но Маргарите все-таки удалось убедить своих рыцарей, что выкуп следует выплатить и поставленные условия принять.

Затем королева Франции, держа на руках сына-младенца, повела своих людей, включая и сестру Беатрис с ее малышкой, на корабли тех самых генуэзцев и пизанцев, которых так предусмотрительно удержала, и вскоре после отплытия она увидела издали четыре галеры своего супруга, стоявшие на якоре у берега Нила. Она привезла деньги на выкуп.

Подсчет серебра занял несколько дней. Маргарита наблюдала за тем, как их вручают, с борта своего корабля; и наконец очертания города на берегу растаяли в дымке — французский флот поставил паруса и направился в Акру.

Она даже не подозревала, насколько ей повезло. Как только французы покинули Дамьетту, мамлюки ворвались в город и немедленно нарушили договор: больных и раненых перебили, а оставленное на складах оружие и продовольствие сожгли.

Через шесть дней французские суда достигли Акры. Маргарита, еще не вполне оправившаяся после родов и сама кормившая Жана-Тристана, плыла на отдельном корабле и увиделась с Людовиком только после высадки в Акре. Она была потрясена состоянием мужа. Он был нездоров и едва мог держаться на ногах. У него не осталось ничего своего, на нем была одежда, предоставленная султаном — из черного атласа, отделанная беличьим мехом, с золотыми пуговицами. Но дело было не в непривычном покрое — вместо сильного, решительного молодого короля вернулся убитый горем, угнетенный своей виной человек.

Эта перемена привела к расколу в венценосном семействе. Выжившие братья Людовика, Альфонс де Пуатье и Карл Анжуйский, не считали себя лично ответственными за фиаско; они плыли на одном корабле со старшим братом, но избегали его общества. Альфонс де Пуатье, видимо, порицал его за неразумное руководство; Карл, самый младший, просто хотел развлечься и забыть о пережитом, а рядом с королем это не получалось. Он предпочитал коротать время за игрой в кости. Обнаружив это, Людовик страшно рассердился. «Однажды король спросил, чем занят граф Анжуйский, и ему ответили, что тот играет в азартную игру с Готье де Немуром, — писал Жуанвиль. — Невзирая на слабость от болезни, его величество, шатаясь, добрел до играющих. Он вырвал у них доску и кости, швырнул все это в море и яростно отчитал брата за то, что так скоро предался суетным занятиям. Но сеньор Готье пострадал меньше, поскольку он успел смахнуть все деньги себе на колени — а денег было немало — и унести их».

Поведение братьев Людовика ухудшило отношение Маргариты к ним и к собственной сестре. Беатрис вряд ли оказала ей большую помощь во время долгих месяцев сидения в Дамьетте, но она все-таки составила ей компанию, и совместные переживания сближали сестер. Беатрис тоже страшилась за жизнь супруга, как Маргарита за Людовика; она тоже родила ребенка в Дамьетте. Они вместе пережили угрозу осады, а разделенная опасность часто стирает прежние нелады.

Но, вновь соединившись с Карлом в Акре, Беатрис приняла сторону мужа против Людовика. Главным, по ее мнению, было то, что они вырвались от мусульман; как только в Акре заплатят оставшуюся сумму, можно будет возвратиться домой и жить дальше. Все, что случилось, было ужасно — однако зачем же застревать в прошлом? Карл болел, но не так сильно, как Людовик. Почему бы ему не развлечься немножко? Что касается самой Беатрис, ей не терпелось вернуться на Кипр и забрать своего сыночка.

Черствость деверей, проявленная в плавании, возмутила Маргариту. Она считала, что ни Карл, ни Беатрис не выказали родственной заботы о здоровье короля, не проявили уважения к его бедам, и с этим Маргарита не могла примириться. Она снова стала держаться высокомерно и неприкрыто выказывала Карлу и Беатрис свое презрение.

Королева Франции понимала, что опасность еще вовсе не миновала. Оставалась проблема, как собрать оставшиеся двести тысяч ливров выкупа. Маргарита знала, что свекровь сделает все возможное, чтобы спасти Людовика, потому заранее отправила гонцов в Париж — объяснить Бланке ситуацию и получить формальное разрешение на выдачу денег.

Регентство Бланки на протяжении двух лет после отъезда Людовика было отягощено рядом серьезных трудностей. Раймонд VII Тулузский, обещавший последовать за королем Франции в Святую Землю, умер в сентябре 1249 года, незадолго до назначенного отправления в поход^[89]. Самый большой ужас его жизни — умереть, не оставив сына-наследника — сбылся. Но поскольку Альфонс де Пуатье, новый граф Тулузский, отправился в Египет помогать брату, позаботиться о законной передаче власти пришлось Бланке.