Читать книгу - "Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию... - Николай Ямской"

Судя по всему, точно такую же реакцию вызвало поначалу у комбата и появление группы капитана Макова, которая наконец-то добралась до места, назначенного командованием корпуса. Забегая вперед, скажем, что в первом же бою, а затем и в ходе последующих событий действия группы и ее командира заставили С. Неустроева совершенно поменять свое мнение.

К тому же тогда он даже представить себе не мог, с какими приключениями добирались до него «маковцы». Одно из таких, наиболее запомнившееся, произошло в середине дня на самом подходе к мосту Мольтке. Капитан Маков приказал своим ребятам овладеть стоящим на пути их следования полуразрушенным строением, которое находилось на противоположной стороне небольшого сквера. Но только выдвинулись – возникла новая проблема. Вывалилась прямо под дула автоматов непонятно откуда взявшаяся толпа гражданских лиц. И обезумев от страха, заметалась под свист пуль с обеих сторон.

Еще бы! Должно быть, в первый раз так близко, почти нос к носу, столкнулись с «грозным русс Иваном», о «жуткой кровожадности» которого геббельсовская пропаганда прожужжала берлинцам все уши…

А «грозный Иван» сам опешил от такой неожиданной картины. Топтаться на месте – самим попасться на вражескую мушку. Бить через толпу? Как можно! Жизнь этих прижавшихся к стене стариков, женщин, детей и так на волоске: всюду разрывы, визг мин, щелканье пуль по брусчатке. Ближайший дом, где они могли бы укрыться, объят пламенем…

В этой драматичной ситуации быстрее других сориентировался Михаил Минин. Он как раз только-только сменил позицию и оказался неподалеку от входа в подвал, где обосновалось отделение связи с рацией. В своих воспоминаниях Михаил Петрович пишет: «Я попросил капитана В. Макова, который в это время уточнял задачи наступающим, разрешить немецким гражданам хотя бы временно скрыться от огня в этом подвале. Капитан одобрительно кивнул головой, и я на немецком языке громко крикнул: „Граждане, быстрее бегите сюда, в убежище!“ И указал рукой на вход. Считанные секунды они стояли в какой-то нерешительности, а потом все разом побежали. Слезы радости катились у них из глаз. Буквально все взрослые – старики, женщины, девушки и подростки, пробегая мимо меня, искренне благо-дарили» ^[68].

Как – эту деталь Михаил Петрович скромно опустил. А в приватной беседе со мной, сильно смущаясь, пояснил:

– Они мне руки целовали. Представляете, у каждого из нас после многочасовых приключений в горящих развалинах, перебежек, пальбы не только руки – лица были покрыты густым слоем из пыли, пороховой гари, копоти. А тут вот как я держал автомат – кисти рук вдруг белизной засверкали…

Недолго, однако, они «сверкали». Уже довольно скоро они снова обрели свой привычно закопченный, трудовой вид. Потому что пришлось опять вести бой в окружении в том самом доме, из которого они так удачно корректировали огонь наших батарей по мосту Мольтке.

Теперь этот объект предстояло как можно быстрее брать. И для этого каждый боец, в том числе и из группы Макова, был комбату Неустроеву совсем не лишний. Так оно и случилось, потому что понятный ход комбатовской мысли внезапно оборвало то, чего так опасались на этом берегу все: от самого Неустроева до командарма Кузнецова.

Где-то на середине моста вдруг высоко взлетел огненный столб, а воздух потряс оглушительный взрыв. В реку полетели бетонные квадраты, фрагменты металлических балок, куски облицовочных плит.

При виде этой картины у Неустроева екнуло сердце. Вот оно, самое худшее. Фашисты все-таки подорвали переправу!

Однако, когда рассеялся дым, оказалось, что не все так уж и безнадежно. То ли попав под прицельный огонь нашей артиллерии, грамотно накрывшей отступающих на южный берег гитлеровцев, то ли просто из-за естественно начавшейся спешки, но немецкие саперы явно просчитались. Подвешенные ими к опорам моста фугасы сработали вполсилы. То есть, взорвавшись, они лишь повредили середину моста. В результате полотно на этом участке частично искривилось, частично ушло вниз, застряв на полуразрушенных опорах. Пехота по этим осевшим, но сцепившимся плитам, по торчащей из бетона арматуре проскочить на вражескую сторону вполне могла. Иное дело пушки и бронетехника. И образовавшийся провал, и два застывших на мосту трамвайных вагончика, да и все тот же подбитый фашистами Т-34 – все это самым непосредственным образом затрудняло переброс техники…

Однако все эти вновь возникшие препятствия необходимость срочного форсирования Шпрее не отменяли. Просто теперь – уже в который раз – пехота должна была рассчитывать лишь на себя да весьма осторожную (дабы не задеть в столь плотном бою своих) работу артиллерии.

Из воспоминаний Степана Неустроева:

«Кто пойдет первым? После короткого раздумья я пришел к твердому решению, что следует послать младшего сержанта Петра Пятницкого. Вместе с ним мы прошли большой путь. Я любил его за храбрость, безупречную исполнительность, за хватку в бою. Пятницкий был моим ординарцем. Но когда требовалось выполнить особо важное поручение в масштабе отделения или взвода, я смело поручал его Петру…» ^[69].

Здесь, немного прервав повествование Неустроева, нужно бы сказать несколько слов о младшем сержанте Пятницком. Уже в самом начале войны – летом 41-го – Пятницкий попал в плен. Два раза бежал. Оба неудачно. За побеги подвергся страшным истязаниям. И то, что после них выжил, – настоящее чудо. Но еще большее чудо, что дожил до 1944 г ., когда его вызволила из неволи наша наступающая армия. После призыва попал в 756-й полк, в батальон к Неустроеву. Воевал не просто храбро – отчаянно. Видимо, душу отводил после всех страданий и унижений в гитлеровском плену…

Но вернемся к эпизоду, когда перед форсированием моста Мольтке комбат Неустроев решил, что именно Пятницкий может лучше других выполнить роль «впереди идущего» в этом смертельно опасном задании.

«Вызвав его к себе, я сказал:

– Придется тебе, Петя, со взводом резерва первому преодолеть Шпрее по мосту, за тобой повзводно пойдет весь батальон.

От волнения на скуластом лице младшего сержанта заходили желваки. Я понимал, что он не боится ни гибели, ни ранения, а озабочен в эту минуту только одним: сможет ли он исполнить то, что ему поручено?

Пятницкий ответил:

– Задача ясна» ^[70].

Продвижение передового взвода неустроевского батальона началось под бешеный аккомпанемент вступивших в яростную дуэль немецких и наших батарей. В быстро наступающей темноте взводу Пятницкого удалось почти вплотную подобраться к баррикаде у входа на мост. Но как раз в этот момент артиллерия противника перенесла огонь на атакующую пехоту. Дорогу взводу Пятницкого преградила сплошная стена разрывов. Бойцы были вынуждены залечь.

Затаив дыхание, сквозь дым, гарь и всполохи разрывов Неустроев до рези в глазах пытался разглядеть, что же там происходит с его авангардом. Впрочем, и так было ясно: еще несколько минут задержки, и от взвода Пятницкого останутся одни воспоминания. Требовалось предпринимать нечто решительное, способное немедленно переломить ситуацию.