Читать книгу - "Моя жизнь с Гертрудой Стайн - Алиса Бабетт Токлас"

Элизабет Хансен, Пасадена, Калифорния.

19 июля 1949 г.

улица Кристин, Париж VI.

Дражайшая Лилиан!

Молодая чета Бэрри только что купила очаровательный дом с большим садом, в лесу, чуть выше Монморенси, что в 20 километрах от Парижа, и пригласили меня погостить. Мы заключили соглашение — они примут меня с оплатой. Будет вполне комфортабельно и приятно, и я отправлюсь туда спокойно, без вокзальной шумихи в их автомобиле после годовщины смерти Гертруды. В старые времена всякие годовщины — за исключением Рождества и дня рождения Гертруды — ничего не значили, но ныне значат, правда, из всех только одна. Ты знаешь, что я имею в виду. И в связи с ней мне многое надо сделать.

Дональд Гэллап, куратор американской литературы в Йельском университете [библиотеке] — в реальности [куратор] всех рукописей — кто ангельски ко мне относится — был здесь 10 дней — и приедет еще — так что я была занята им — знакомила его с друзьями Гертруды. Он берет с собой моего раннего небольшого Пикассо, портрет пуделя работы Мари Лорансен и все бумаги, чтобы вывезти их из страны — все должно пройти через офис под названием office d’echange^[136], не говоря уже о двух часах, проведенных в американском посольстве ради заполнения письменного свидетельства — только благодаря тому, что я была подругой Гертруды, меня освободили от повторного утреннего посещения.

Число знакомых и друзей знакомых, которые объявились и заполонили квартиру, трудно определить. Но было так тепло и сухо, что артрит — если это он — задремал, спасибо ему.

Однажды все было очень музыкально — скрипач Энджел Регус был здесь и устроил концерт. Моцарт и Барток — да, почему Барток, можешь спросить — а затем у друзей играли Баха, Баха и Баха и это было божественно — не игра, а Бах — включая Итальянскую сюиту, помнишь, как я пыталась справиться с ней, создав путаницу. Затем упомяну молодых американцев — которых мы знали еще молодыми — Пол Боулз, Джон Кейдж и Аарон Коплэнд — у первого есть заметный дар и большее понимание — они исполняли его концерт для двух фортепьяно, духовых и ударных инструментов, заинтересовавший меня своим истинно американским характером, никак не примитивным, с приближением к яростным кличам краснокожих индейцев. Кейдж^[137] раздражает меня своим «подготовленным пианино» с индийско-тибетско-японским (?) ладом. Аарон Коплэнд не интересен — таков вердикт моего существенно устаревшего музыкального опыта — первое восприятие после многих лет и, по-видимому, последнее. Конечно, не считая В. Томсона — он всего лишь продолжение.

Нет, ты и Клэр [де Груши] достигли многого. Вы жили полноценной жизнью и успешно, я думаю об этом и вас обеих часто. Да, есть Бах и Хуан Грис — если ты имеешь в виду высшую дисциплину, порядок, без натужной мелодии или чувственности. Ubu Roi как кукольное представление? Как это? Я не помню, чтобы использовался такой подход к пьесе, — в начале — середине или конце, Она была написана либо когда он был еще в lycée или сразу же после него, с мальчишеским — особенно французского мальчишки — восторгом и зубоскальством и конечно с большим чувством драматического искусства. Вот и все, остальное же просто читай и не надумывай.

Гертруда не любила чтение вслух, просто потому что не выносила, когда ей читали. Французы никогда не дадут тебе прочесть рукопись — они тут же читают ее вслух или договариваются, когда читать. Это заметно раздражало Гертруду. Она никогда не слушала то, что ей читали. Она считала, что существуют две разные вещи — разговорный язык и написанные проза или поэзия. Когда студенты спрашивали ее — почему вы не говорите так, как пишете — ее обычный ответ: вы думаете, Шелли разговаривал языком «Оды Соловью» или любой другой автор говорит, как пишет? Может быть больше, чем кто-либо другой возможно, но не так же. Что касается музыки, которая легче отвлекает при чтении вслух, она использовала, по ее словам, непреднамеренно — музыка играла — особенно в один период, но то был побочный фактор. Все-таки, пусть люди получают удовольствие от чтения, сами ли читают или им читают — она целиком была за то, чтобы каждый получал удовольствие, как того пожелает. В одной из бесед с Пикассо после Освобождения она закончила разговор примерно такой фразой — я читаю своими глазами, не ушами — уши внутри меня. На что Пикассо сказал — Разумеется, писатели пишут глазами, художники рисуют ушами. И более того: ни художников, ни писателей никогда не рисовали с открытыми ртами. Что ж мы подошли к концу предмета обсуждения — страницы — твоего терпения и моего времени. Да здравствует декабрь, когда Агнес и ты будете здесь.

С всегдашней глубокой любовью,