Читать книгу - "Вывихнутый век. Кто его вправит? Хаос, конфронтация, интеграция - Елена Пономарева"

В таких условиях потребность незамедлительного и внимательного пересмотра не только концептуальной основы, реального наполнения и главенствующих мотиваций ВП, стратегий ключевых и солидаризующихся игроков этой европейской инициативы, но и отношения к ней на всех уровнях российской внешней политики объективна и закономерна. Еще одним усиливающим внимание к ВП фактором является до сих пор обсуждаемая на разных уровнях парадигма создания общего гуманитарного и экономического пространства от Лиссабона до Владивостока, а точнее – (не)перспективы и (не)возможности ее реализации.

Изначально программа ВП была лишь одним из направлений общей Европейской политики соседства (ЕПС). Данная политика после масштабного расширения ЕС в 2004 году предлагала привилегированный характер отношений Союза с новыми соседями, который, по сути, не имел четких нормативных очертаний, но нес риторику распространение европейских ценностей и законодательных нормативов на соседние страны. В то же время ЕПС не гарантировала предоставления им перспективы присоединения к Евросоюзу на основе полноправного членства.

Тем не менее, с момента своего запуска на Пражском саммите в 2009 году программа ВП была направлена на наращивание экономического, политического и культурного влияния ЕС в странах восточного приграничья в противовес российскому влиянию. По словам С. В. Лаврова, «программа "Восточное партнерство" с самого начала вопреки нашим предупреждениям и предостережениям развивалась келейно, и стало ясно, что она была задумана на основе логики игр с нулевым результатом, как инструмент противодействия интеграционным процессам с участием России».

Такая политика не только серьезным образом осложнила региональное взаимодействие и создала зону отчуждения, нестабильности, но и сформировала, словами экспертов Института современного развития (ИНСОР), «континентальный разлом». Украине в процессе обнуления российского влияния на постсоветском пространстве отводилась ключевая роль. Это касается как политических, так и экономических параметров. Причем о последствиях «разлома» младореформаторы европейского пространства предпочитают вообще не говорить.

Между тем масштаб вероятных потерь для Украины от снижения торгово-экономических отношений с Россией и Таможенным союзом, по данным на июнь 2014 года, российские экономисты оценивали в 33 млрд. долл. на годовом уровне, или 19 % украинского ВВП в 2013 году. При анализе учитывалось возможное снижение экспортной выручки, привлеченных инвестиций и миграционных доходов, повышение цен на газ и сокращение трубопроводного и иного транзита, свертывание кооперационных связей и др. уже последствия «объятий» Евросоюза. В полном объеме реализация шокового сценария для российско-украинских отношений, по мнению ИНСОР, могла стоить Украине более 100 млрд. долл. Сегодня очевидно, что это был лайт-прогноз. Потери Украины по итогам полномасштабной войны на юго-востоке страны и открытой конфронтации с Россией, которая ведет практически к полному обнулению экономических связей (за исключением энергетики и то пока), исчисляются совсем в других цифрах.

Справедливости ради нужно сказать, что катастрофически выглядели как краткосрочные, так и долгосрочные перспективы для Украины сразу после государственного переворота. Весной-летом 2014 года эксперты полагали, что необходимый объем финансирования дефицита текущего платежного баланса для обеспечения устойчивости экономики страны в 2015–2018 гг. будет составлять 85 млрд. долл. в инерционном сценарии. Потребности развития, по их мнению, требуют на порядок большего финансирования: 190 млрд. долл. до 2019 г. для обеспечения необходимой капитализации экономики и 300 млрд. долл. для преодоления структурных диспропорций в экономике, накопленных за последние 20 лет.

Такие гигантские цифры взяты не с потолка. Экономические потери Украины только в результате переориентации с РФ на ЕС определены целым рядом факторов. Приведу лишь некоторые. Наиболее значимым оказался ущерб Украины от сокращения экспортных поставок Украины в Россию и другие страны Таможенного союза (ТС). До кризиса в географической структуре экспорта Украины страны ТС занимали первое место среди групп стран, имея удельный вес в 2010–2013 гг. около 30–35 %. Страны ЕС выступают вторым по значимости партнером Украины по экспорту: их доля до кризиса составляла 25–26 %.

Однако дело не только в 10 %-й разнице, сколько в том, что Россия выступала крупнейшим контрагентом Украины в экспорте, в разы опережая любую другую страну. Эксперты ИНСОР фиксировали, что в 2013 г. на Россию пришлось 24 % экспорта Украины, тогда как на Турцию, второго по значимости партнера, – только 6 %, на Китай и Египет – по 4,3 %, на Польшу – 4 %. При этом доля России в экспорте Украины достигала 29 %, а по ряду товаров и товарных групп достигает 70–80 %.

Так, в 2013 г. в экспорте Украины на Россию пришлось 82 % полиграфической продукции, 71 % бумаги, картона и изделий из них, 65 % спиртных напитков, 61 % транспортных средств (в том числе 71 % железнодорожной техники и 46 % автотехники и комплектующих), 58 % шоколадных изделий, 55 % молочной продукции, 53 % изделий из камня, керамики и стекла, 48 % машин и оборудования, 46 % мяса, 44 % плодоовощной продукции, 40 % мебели, 39 % химических товаров (кроме удобрений), 33 % изделий из черных металлов. Потеря для Украины рынков стран ТС и российского прежде всего, сравнима с катастрофой еще и потому, что ее возможности по переориентации поставок данной продукции на другие национальные рынки весьма ограничены, если не невозможны.

В настоящее время на фоне практически полного уничтожения инфраструктуры юго-востока Украины и полной разбалансировки экономики страны в целом, вряд ли актуален разговор о «накопленных за последние 20 (напомним – мирных) лет структурных диспропорциях». Если же посмотреть на цифры, то, по словам экс-премьера А. Яценюка, Украина из-за ситуации в Донбассе уже потеряла 20 % своей экономики, а внешний госдолг страны достиг 30 млрд. долл., что по курсу на конец 2015 г. составляло 30 % ВВП. Кроме того, Киев должен погасить миллиардные долги. При этом золотовалютные резервы Киева не превышают 6,5 млрд. долларов. И это официальные цифры. Реальность гораздо страшнее. Как верно отметил М. Г. Делягин, «украинская экономика исчезает, и будет исчезать дальше, она нежизнеспособна». В этом – одна из главных причин войны. «Это единственный способ контролировать 30 млн. человек, которым нечего есть. Война нужна не для победы, а чтобы отвлечь людей от текущей ситуации. Показывая при этом, что все очень хорошо, в страну приходят иностранные инвестиции, идет успешная борьба с инфляцией и прогрессивные реформы в экономике».

Такие колоссальные потери не сможет покрыть ни одна не то что европейская, но и мировая программа. Если же посмотреть на возможности «Восточного партнерства», то они весьма и весьма ограничены.

Размер ассигнований со стороны ЕС странам ВП (2010–2013 гг.)

Конкретно бюджет «Восточного партнерства» до 2013 г. составлял лишь 600 млн. евро, что сложно считать высоким уровнем финансирования. Тем более если соотнести эту сумму с амбициозными целями программы и количеством стран, включенным в нее. А на фоне тех убытков, которые, в частности, Украина несет уже сейчас и понесет в будущем, евроассигнования вообще сложно будет заметить в процессе коллапса всей украинской экономики.